Я хмыкнула: если бы я была бастардом собственного отца, батюшка мог бы и не пережить гнева своей супруги, но ребенок — ребенок был бы принят в род, воспитан и обучен, как должно.
— К тому же, в вас сильна фамильная кровь. Все Ривад похожи друг на друга, и вы похожи на своего предка, каким я его запомнил…
Я вздохнула: он еще и наблюдателен. Какое же сокровище упало мне в руки! Очень хотелось предложить снова отбросить «выканье», но я сдержалась.
Не спеши, Тереса!
— Ну а я насторожилась, когда вы создали темную гончую чтобы выследить потрошителя. Заклинание родовое и за пределы семьи вроде бы не передавалось, но я подумала — мало ли! Вы дракон, и вы долгожитель, мало ли, с кем из предков и в каких обстоятельствах вы могли состоять в знакомстве?.. Ну а когда штопала Эйнара…
Я вздохнула, и в двух словах, опуская лишние подробности, поведала о помощи и рассказе предка-извращенца.
— Я почти забыла, как они выглядели — мои братья, отец… Другие родственники. Отец умер, когда я была еще маленькая, дедушку я помню совсем седым и морщинистым, а братья… они так редко бывали дома. Но когда я призвала их для обряда — я увидела его, это сходство. Вспомнила черты. И предок — он ничего не говорил про ребенка, только про наследника. Вы дракон, у вас иная магия и иная сила. Конечно, вы не могли наследовать за ним главенство рода! Не понятно только, почему о вас никто не знал.
Он хмыкнул:
— Мама настояла. Она была категорически против того, чтобы представлять меня родственникам отца, и сумела выбить обещание молчать о моем рождении. Вижу, отец его сдержал…
Он помолчал, внимательно разглядывая меня — с ног до головы, в упор. Взгляд не был неприятным — но он был обеспокоенным.
— Тереса, как вы оказались в академии?
Я вздохнула — и начала рассказывать. О том, что последние годы смерть буквально шла за родичами по пятам. Что я осталась одна. Что рано или поздно, но это выплыло бы наружу — и останься я дома, темные рода не упустили бы такой роскошной добычи, и ждал бы меня нехитрый выбор. Пойти замуж, за кого укажут, либо войти в один из высших родов на условиях вассалитета — это неприемлемо для Ривад, никогда мы не были и не станем чьими-то вассалами. И я сбежала в драконью академию, в расчете на то, что здесь меня не станут искать, а даже если и вдруг найдут, то у драконов, которым нет дела д о человеческих дрязг, меня еще нужно суметь выцарапать… Я надеялась, что за время, проведенное в академии, сумею придумать, как стать достаточно самостоятельной и влиятельной, чтобы любой, вздумавший меня принуждать, обломал зубы.
Я старательно умалчивала и обходила острые углы, да и вообще… Жалость — это последнее, что мне хотелось бы в нем вызвать.
У драконов нет понятия рода, они одиночки. И у них имеет значение лишь личная сила — и не слишком важно, какого пола ее носитель.
Алвис глядел на меня сочувствующе и понимающе. А потом вдруг предложил, как предлагают перемирие:
— Будете еще вино?
И это было совсем другое предложение — не как то, когда он предлагал мне запить новости из логова потрошителя. Это было предложение помянуть мои потери — и предложение поддержки.
Я вздохнула, и согласилась:
— Буду. — И опускаясь в обжитое уже кресло, попросила: — И не «выкайте» мне тогда уже — вы мне сколько раз двоюродный прадедушка?
Алвис засмеялся, разливая по бокалам новое вино, на этот раз белое:
— Хорошо, на «ты» так на «ты»! — и легонько коснувшись края моего бокала своим, опустился в соседнее кресло. — Только давай уж оба…
Разговор потек неожиданно легко, как ароматное вино в бокалы. А, может быть, и как раз благодаря тому самому вину, легкому, свежему, фруктовому, чуть покалывающему кончик языка и так прекрасно сочетающемуся с разложенными на подносе сыром, колотым шоколадом и незнакомыми мне фруктами. И когда в бокалах показалось дно, и Алвис потянулся за бутылью, по странному обыкновенью, опущенной к ножке кресла — наполнить вновь, я неожиданно для себя решилась спросить:
— Алвис, как они сошлись?
— Кто? — удивился Алвис. _ Отец с матерью?
— Да, — кивнула я, сосредоточенно наблюдая за льющимся напитком. — Предок говорил, что она была… против. Очень против.
И Алвис неожиданно расхохотался:
— Еще бы! Видела бы ты их рядом, Тереса! Матушка всегда была красавицей, статной и яркой, а он… Отец в детстве неудачно упал с лошади, перелом позвоночника залечили, но рос он с тех пор плохо, так и остался тщедушным, глянуть не на что. Да и было ему, когда они познакомились, восемнадцать не то двадцать человеческих лет. Что это такое для взрослой драконицы? — и иронично улыбнувшись мне, пояснил, — По драконьим меркам взрослой!
Я смотрела на Алвиса с изумлением, круглыми, как подозреваю, глазами — и он посмеивался, довольный моей реакцией.
Я пыталась представить, как описанный заморыш мог добиться надменной красавицы — и не могла. Воображение отказывалось и протестовало.
Алвис откинулся на спинку кресла, с улыбкой наблюдая за мной, и продолжил:
— Она снисходительно относилась к его ухаживаниям, считая, что «вытянется — выдурится» и что «мальчик перебесится». А он воспользовался тем, что она не воспринимала его всерьез, и поймал ее на слове. А когда она не смогла слова сдержать — взял в уплату ее саму. Мама рассказывала, что могла убить его одним ударом — но когда поняла, что ее переиграли и она угодила в расставленную мерзавцем-человеком ловушку, так смеялась, что не решилась поднять на него руку. — Алвис задумчиво поболтал вино в бокале, — А когда опомнилась… Было поздно. Он был яростным. Яростным, и сильным — не телом, не магически даже. Духом. Она снова
