Опала распространяется и на горничную; ей бросают лишь отрывистые да и нет, черствые, точно брюссельские сухари[566], а она глотает их и глядит с укором на вас.
– От хозяина ничего другого ждать не приходится, – ворчит она.
Вы один могли бы переменить расположение духа хозяйки. Хозяйка укладывается спать, ей необходим реванш; вы не поняли ее, теперь она не понимает вас.
Она занимает на своей половине постели позицию самую неприятную и самую враждебную; она закутана в ночную рубашку, в ночную кофту, в ночной чепец так же надежно, как партия часов, которую отправляют в Индию. Она не желает вам ни спокойной, ни доброй ночи, не зовет вас ни другом, ни Адольфом; вы не существуете, вы просто куль с мукой.
Ваша Каролина, которая пять часов назад в этой самой комнате вертелась ужом, соблазняя вас своими прелестями, теперь недвижна, как свинец. Будь вы сам Тропик, оседлавший Экватор, вам не удастся растопить ледник этой крохотной Швейцарии, которая делает вид, что спит, и при необходимости обдаст вас холодом с ног до головы. Можете хоть сотню раз спрашивать у нее, что случилось, Швейцария ответит вам постановлением, точно правящий кантон или Лондонская конференция[567].
С ней ровно ничего не случилось, она устала и хочет спать.
Чем сильнее вы будете настаивать, тем неприступнее будут ее бастионы и рогатки. Вы теряете терпение, а Каролина уже видит сны! Вы ворчите, и это губит вас окончательно.
АксиомаЖенщины всегда охотно показывают нам свою силу, но о слабостях предоставляют догадываться самостоятельно.
Возможно, Каролина соблаговолит известить вас о том, что ей нездоровится; однако когда вы заснете, она от души посмеется над вами и осыплет проклятиями ваше недвижное тело.
Женская логика
Вы полагаете, что женились на существе разумном; это, друг мой, непростительное заблуждение.
АксиомаСущества чувствительные не являются существами разумными.
Чувство не причина для рассуждений, разум не причина для наслаждения, а наслаждение, разумеется, вообще не причина.
«Ох, сударь!»
Скажите, лучше: «Ах!»[568] Да, именно ах! Вы будете испускать этот ах из глубины вашей грудной клетки, в ярости уходя из дома или в недоумении возвращаясь в свой кабинет.
Как? почему? Кто вас победил, убил, поразил? Логика вашей жены, которая не похожа ни на логику Аристотеля,
Ни на логику Рамуса,
Ни на логику Канта,
Ни на логику Кондильяка,
Ни на логику Робеспьера,
Ни на логику Наполеона,
Но которая, однако же, кое-что заимствовала у всех этих логик и которую следует назвать логикой всех женщин, английских и итальянских, нормандских и бретонских (эти вообще непобедимы!), парижских и даже лунных, если, конечно, можно отыскать женщин на этом ночном светиле, которое земные женщины знают как свои пять пальцев, они ведь сущие ангелы!
Спор завязался после завтрака. Споры между супругами не могут происходить ни в какое другое время.
Мужчина, что ни говори, не может спорить с женой в постели: здесь у нее слишком много преимуществ и она слишком легко может заставить его замолчать.
Если вы молоды, то, покинув супружеское ложе, которое делили с хорошенькой женщиной, ощущаете голод. Завтрак – трапеза весьма веселая, а тот, кто веселится, к рассуждениям не склонен. Посему вы переходите к деловым разговорам только после чая или кофе со сливками.
Например, вы решили отдать сына в коллеж.
Все отцы лицемеры и ни за что не желают признать, что их родная кровь сильно досаждает им, когда бегает по дому на двух резвых ножках, хватает все, что плохо лежит, жадными ручонками и скачет повсюду, как саранча.
Ваш ребенок лает, мяукает и хрюкает; он бьет посуду, ломает стулья и пачкает кресла, а ведь все это стоит денег; он превращает любой предмет в саблю, сбрасывает со стола ваши бумаги и делает птичек из газеты, которую вы не успели прочесть.
Мать говорит ему про все вещи, принадлежащие вам: «Это тебе!», а про все, принадлежащие ей: «Это тебе еще рано!»
Плутовка подсовывает ему ваше добро, чтобы уберечь свое. Эта дурная мать, желая выглядеть хорошей, прикрывается ребенком, и ребенок делается ее сообщником. Оба заключают союз против вас, словно Робер Макер и Бертран против акционера[569]. Ребенок – топор, служащий для того, чтобы разорять ваш дом.
Ребенок тайком или открыто врывается в вашу гардеробную; мародер возвращается оттуда, обвешанный вашими грязными подштанниками, он выставляет на свет божий предметы туалета, обреченные позорной казни. Он приносит приятельнице, дружбой с которой вы дорожите, элегантной госпоже де Фиштаминель, пояс, утягивающий живот, палочки для нафабривания усов, старые жилеты, полинявшие под мышками, и носки с почерневшими пятками и пожелтевшими краями. Как доказать, что эти разводы оставляет кожа?
Жена ваша хохочет, глядя на вашу приятельницу, а вы не смеете злиться и тоже смеетесь, но каким смехом? – об этом знают только ваши товарищи по несчастью.
Вдобавок из-за этого мальчишки вы каждый раз покрываетесь холодным потом, когда не обнаруживаете на месте свои бритвенные лезвия. Если вы сердитесь, юный негодяй улыбается вам во весь рот, показывая два ряда жемчужных зубов; если вы его браните, он плачет. Тут прибегает мать. И какая мать! Мать, которая возненавидит вас, если вы не уступите. С женщинами среднего не дано: либо вы чудовище, либо лучший из отцов.
Бывают минуты, когда вы понимаете Ирода и его знаменитый приказ относительно избиения младенцев – приказ, который превзошли только ордонансы доброго короля Карла Х[570].
Ваша жена водворилась на софу, вы расхаживаете по комнате, останавливаетесь и делаете следующее категорическое заявление:
– Итак, Каролина, решено: мы отправляем Шарля в пансион.
– Мы не можем отправить Шарля в пансион, – отвечает она тихо и кротко.
– Шарлю шесть лет, в шесть лет мужчине пора получать образование.
– Во-первых, не в шесть, а в семь, – возражает она. – Принцам меняют воспитательницу на воспитателя только в семь лет; отчего же обычным детям не следовать тем законам, каким подчиняются дети принцев? Ты полагаешь, что твой сын более развит, чем королевские дети? Римский король…
– Римский король нам не указ.
– Разве Римский король не сын императора?.. (Она уводит разговор в сторону.) Хорошенькое дело! Ты что же, собираешься обвинять императрицу? Роды принимал доктор Дюбуа[571] в присутствии…
– Я совсем не хотел сказать…
– Ты всегда меня перебиваешь, Адольф.
– Я хотел сказать (тут вы начинаете повышать голос), что Римский король, который покинул Францию в четыре года, нам не указ.
– И тем не менее к герцогу Бордоскому приставили воспитателя, господина герцога де Ривьера, только когда ему исполнилось семь[572]. (Образец женской логики.)
– Герцог Бордоский – другое дело…
– Значит, ты согласен, что ребенка нельзя отправить в коллеж, если ему еще нет семи? – торжествующе восклицает она. (Еще один образец женской логики.)
– Я этого вовсе не говорил, милая. Между публичным и домашним воспитанием – огромная разница.
– Именно поэтому я пока и не хочу отправлять Шарля в
