все начала и концы. Впрочем, мужья, как вы ни старайтесь, счастье ваше, как видите, висит на волоске.

Размышление XVII

Теория кровати

Время близилось к семи вечера. Они сидели в академических креслах, расставленных полукругом перед широким камином, и созерцали печально горевший каменный уголь – вечный символ предмета их возвышенных споров. Взглянув на серьезные, но притом исполненные страсти лица всех членов этого собрания, нетрудно было догадаться, что их заботят жизнь, благосостояние и счастье им подобных. Подобно членам загадочных древних судилищ они взялись за решение столь важных вопросов, повинуясь исключительно голосу собственной совести, однако они представляли интересы сословия куда более многочисленного, нежели короли или даже народы, они пеклись о бесконечной череде потомков, их страстях и счастье.

Внук прославленного Буля[374] сидел перед круглым столом, на котором покоилось мастерски исполненное вещественное доказательство; я, жалкий секретарь, вооружился пером и приготовился вести протокол заседания.

– Господа, – произнес один из старцев, – первый вопрос, подлежащий нашему рассмотрению, четко изложен в письме, которое отправила некогда принцесса Пфальцская, вдова брата Людовика Четырнадцатого и мать регента, принцессе Уэльской Каролине Ансбахской. Письмо гласило: «Испанская королева знает надежное средство заставить мужа повиноваться своей воле. Король набожен; начни он ласкать женщину, с которой не обвенчан, он счел бы себя проклятым, а между тем сей государь от природы весьма пылок. Благодаря этому королева добивается от него всего, чего пожелает. Она велела приделать к кровати своего супруга колесики. Стоит королю в чем-нибудь отказать королеве, как она отталкивает его ложе от своего. Если же король исполняет все желания супруги, то получает позволение подъехать поближе и перебраться из своей кровати на ее ложе, что доставляет ему величайшее наслаждение, ибо он в высшей степени склонен к…»[375] Не стану продолжать, господа, ибо целомудренная прямота немецкой принцессы могла бы показаться вам безнравственной. Следует ли предусмотрительным мужьям заводить кровать на колесиках?.. Вот вопрос, который нам предстоит разрешить.

В ответ прозвучало единодушное «нет». Мне было приказано занести в журнал заседания резолюцию о том, что супругам, имеющим общую спальню, но раздельные постели, не следует ставить свои кровати на колесики.

– Впрочем, – уточнил один из почтенных мудрецов, – данное замечание никоим образом не предрешает нашего мнения о наилучшем способе устроить супружескую спальню.

Председатель передал мне элегантно переплетенный том – первое издание писем госпожи Шарлотты-Елизаветы Баварской, вдовы единственного брата Людовика XIV, вышедшее в 1788 году, и, пока я переписывал процитированные оратором слова, продолжал:

– Однако, господа, вы, вероятно, получили в письменном виде наш второй вопрос.

– Прошу слова, – тотчас вскричал самый молодой из собравшихся ревнивцев.

Председатель, утвердительно кивнув, опустился в кресло.

– Сударь, – сказал молодой супруг, – достаточно ли мы подготовлены для обсуждения такого важного предмета, как почти повсеместная нескромность кроватей? Разве этот вопрос касается только краснодеревщиков? Что до меня, я убежден, что он затрагивает самые основания человеческого ума. Тайны зачатия, господа, по-прежнему скрываются во мраке, который современная наука рассеяла лишь отчасти. Мы не знаем, в какой мере подвержены внешним обстоятельствам те микроскопические существа, открытием которых человечество обязано неутомимому терпению таких ученых, как Хилл, Бейкер, Жобло, Эйхорн, Глайхен, Спалланцани, Мюллер и, наконец, господин Бори де Сен-Венсан[376]. Чрезвычайно важна также музыкальная сторона проблемы, для разрешения которой я недавно запросил в Италии некоторые сведения об общих принципах устройства кроватей в тамошних краях… Вскоре мы узнаем, снабжены ли они карнизами для занавесей, винтами, колесиками, страдает ли их конструкция особыми изъянами и не связано ли врожденное чувство гармонии, отличающее итальянцев, с сухостью выжженного солнцем дерева, из которого изготовляется обычно итальянское ложе… По всем вышеизложенным причинам я требую отложить рассмотрение интересующего нас вопроса.

– Но разве мы собрались здесь, чтобы рассуждать о музыке?.. – воскликнул, резко поднявшись, некий джентльмен с запада. – Нас интересуют в первую голову нравы, а потому сильнее всех прочих нас должны волновать вопросы нравственные…

– Тем не менее, – сказал один из самых влиятельных членов собрания, – я полагаю, господа, что мы не вправе пренебречь мнением первого оратора. Стерн, забавнейший из философов и философичнейший из забавников прошлого столетия, сетовал на то небрежение, с каким относятся люди к изготовлению себе подобных. «Какой позор! – восклицал он. – Тот, кто копирует божественный образ человека, удостаивается венков и рукоплесканий, а тот, кто изготовляет сам оригинал, с которого пишутся копии, не получает, подобно добродетели, иной награды, кроме собственного творения!..»[377] Не стоит ли заняться улучшением человеческой породы, вместо того чтобы улучшать породу лошадей? Господа, недавно я побывал проездом в маленьком городке близ Орлеана, все население которого составляют угрюмые, печальные горбуны – рожденные воистину себе на гóре… Так вот, слушая первого оратора, я вспомнил, что кровати в этом городке ужасны, а спальни являют глазам супругов зрелища отвратительные… Неужели вы полагаете, господа, что наши жизненные духи могут соответствовать нашим идеям, если вместо пения ангелов небесных, порхающих на том седьмом небе, куда мы возносимся, слух наш поражают пронзительные звуки самых несносных, докучных и отвратительных земных мелодий?[378] Быть может, появлением на свет прекрасных гениев, делающих честь человечеству, мы обязаны кроватям, которые прочно стоят на земле; что же до буянов, затеявших французскую революцию, они, скорее всего, были зачаты на кроватях шатких и ненадежных; со своей стороны, жители Востока отменно красивы благодаря совершенно особому способу устраивать брачное ложе… Я подаю голос за перенос обсуждения.

Почтенный джентльмен сел. Тут поднялся член секты методистов.

– К чему медлить? – воскликнул он. – Нам нет дела ни до улучшения породы, ни до усовершенствования оригиналов. Мы защищаем интересы ревнивых супругов и священные принципы нравственности. Разве вам не известно, что шум, на который вы жалуетесь, страшит изменницу больше, чем громкий трубный глас, возвещающий начало Страшного суда?.. Неужели вы забыли, что все процессы по обвинению в преступной связи были выиграны лишь благодаря этим стонам супружеского ложа? Призываю вас, господа, вспомните разводы милорда Абергавени, виконта Болингброка, покойной королевы, Элизы Дрейпер, госпожи Харрис, наконец, все прочие тяжбы, протоколы которых опубликованы в двадцати томах, выпущенных господином… – (Секретарь не расслышал имени английского издателя.)[379]

Заседание было решено отложить. Самый юный ревнивец предложил учредить премию за лучшее рассуждение в ответ на важнейший вопрос, поставленный Стерном; начали собирать деньги, однако после заседания в шляпе председателя оказалось всего восемнадцать шиллингов.

Протокол заседания этого недавно основанного лондонского общества, задавшегося целью усовершенствовать нравы и брак и сделавшегося предметом насмешек лорда Байрона[380], мы получили от почтенного У. Хавкинса, эсквайра, приходящегося двоюродным братом прославленному капитану Клаттербаку[381].

Приведенный нами фрагмент может пролить свет на кое-какие неясности касательно конструкции супружеского ложа, содержащиеся по сей день в теории кровати.

Однако мы находим, что английское собрание уделило

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату