Миками снова повернулся к репортерам. Его душевное состояние было уже не таким, как несколько секунд назад. Он чувствовал за спиной поддержку.
– Интересно, кем вы себя вообразили? – не выдержал Тэдзима.
Акикава по-прежнему стоял с ним рядом, бросая на Миками испепеляющие взгляды. Другие репортеры тоже не скрывали досады.
– Мы что, задержанные? Какое вы имеете право не выпускать нас отсюда?
– Если все в сборе, приступаю к объявлению.
– Нам не нужны ваши извинения, если вы об этом. Можете уходить, – холодно продолжал Тэдзима, как будто выступая от имени всех собравшихся.
Никто пока не возражал ему. Ямасина стоял в дальнем конце комнаты, как и Янасе из «Дзидзи-пресс», но Миками не рассчитывал, что кто-то из них вступится за него.
– Я пришел к вам не для того, чтобы извиняться.
– А для чего же?!
– Я пришел для того, чтобы доложить вам о новой политике в связи с персональными данными.
– О новой политике? – Тэдзима покосился на Акикаву, окинул взглядом собравшихся и снова посмотрел на Миками. – Ну ладно… Мы все в сборе! Что ж, говорите!
Миками кивнул, спиной чувствуя напряжение своих сотрудников.
– Отныне мы, как правило, будем стремиться к полной открытости.
В первое мгновение все оцепенели, но уже через миг в комнате стало очень шумно. Акикава повысил голос, требуя тишины:
– Каковы ваши условия?
– Никаких условий.
– Вы хотите, чтобы мы отменили бойкот и взяли интервью у комиссара?
– Никаких условий означает: никаких условий. Мы надеемся, конечно, что вы подумаете о вопросах для комиссара, но я вовсе не собираюсь делать ваш бойкот условием для торговли.
В комнате снова поднялся шум. Потом над всеми возвысился голос Усиямы:
– С чего вдруг?
– Решение было принято после тщательного размышления. Мы намерены укреплять взаимное доверие и полагаться на ваши осмотрительность и тактичность.
– Так распорядился ваш начальник?
– Так распорядился я.
– Ясно, значит, все еще можно будет отменить, если, например, у вашего начальства другое мнение.
– Нет.
Последовала пауза. Ами Кисо, стоящий рядом с Усиямой, поднял руку:
– Значит, вы не против того, чтобы мы спросили подтверждения у директора Акамы?
– Вовсе нет. Правда, сегодня его здесь нет.
– Миками! – крикнул опомнившийся Акикава. – Почему вы говорите об открытости «как правило»?
Миками ответил, не сводя с него взгляда:
– Потому что в некоторых случаях – вы наверняка со мной согласитесь – лучше все-таки не обнародовать персональные данные.
– С какой стати нам на такое соглашаться? Не понимаю. Объясните, о каких делах идет речь!
– Я бы, например, не стал обнародовать имя жертвы изнасилования. Еще меньше мне хочется включать его в пресс-релиз, приводить имя и адрес. Если вы будете настаивать, у меня, конечно, не останется другого выхода, кроме как уйти с поста директора по связям с прессой.
– Да, но… – Акикава ненадолго запнулся. – Вы сейчас говорите о крайностях. А меня волнует расширительная трактовка ваших слов! Не вернемся ли мы к тому, с чего начали, когда вы будете определять, какие дела считать важными или исключительными?
– Неужели представителям прессы так уж необходимо знать имя и адрес жертвы изнасилования?
– Поэтому-то я и…
– Если… повторяю, если мы договоримся о полной открытости в принципе, вам не придется больше сражаться, чтобы сохранить лицо, – каждый из вас сможет принять хладнокровное, рациональное решение. Я надеюсь, что, вместо того чтобы вынуждать нас навязывать вам свое мнение, вы сумеете сесть и все хорошенько обдумать. Вы сами решите, так ли уж для вас важно знать некоторые конкретные имена, в самом ли деле некоторые сведения важны для вас.
– Какая самонадеянность! В общем и целом вы пытаетесь промыть нам мозги. Мы не примем вашего предложения, пока вы не уберете из него слова «как правило».
– Тогда считайте, что я снял свое предложение. Повторяю, я пришел к вам только потому, что верю в ваш здравый смысл. Если вы и дальше будете считать, что не можете полагаться на нашу способность трезво оценивать ситуацию, прошу считать мое предложение недействительным.
– Значит, вы намерены изменить отношение к нам?
– Подождите, – раздался чей-то голос. – Надо подумать.
Присмотревшись, Миками увидел Хороиву, ведущего репортера Эн-эйч-кей.
Ямасина и Янасе:
– Хороива прав. Глупо все с ходу отметать!
– Полная открытость как главный принцип – большой шаг вперед. По крайней мере, здесь остается место для дискуссий. – Кадоике из «Киодо ньюс» тоже подал голос в защиту предложения. – Раз нам делают такое предложение, мы обязаны хотя бы взвесить все за и против!
– Вы правы! – зашумели «умеренные». – Давайте все обдумаем, обсудим.
– Надо устроить общее собрание!
– Да, конечно, можно провести общее собрание и принять решение!
Миками заметил, как ошарашен Акикава. Губы у него шевелились, но с них не слетало ни звука. Другие «твердолобые» молчали, но все выглядело так, как будто почти все они уже согласились.
Все произошло именно так, как и представлялось Миками.
– Ну а как насчет доказательств? – послышался женский голос.
Все посмотрели на Мадоку Такаги из «Асахи».
– Каких доказательств?
– Вы говорите о полной открытости, но это пока пустые слова. Нам нужны доказательства. Возьмем, к примеру, недавнее ДТП в Оито. За рулем машины, сбившей пенсионера, сидела беременная женщина. Вы согласны сообщить нам ее имя и адрес?
Ее слова прозвучали как слова богини – богини смерти.
– Погодите, Такаги! – пронзительно закричал Сува. – Вы в самом деле хотите снова поднять этот вопрос? Мы ведь уже закрыли обсуждение! Кроме того, сейчас уже поздно вставлять эти сведения в статью!
– Мы ничего не закрывали! Тема остается актуальной. Наши отношения ухудшились именно из-за того, что мы хотели узнать имя виновницы, а вы упорно отказывались его сообщить. Я не уверена, что вы имеете право говорить о прогрессе в наших отношениях, если мы вначале не уладим этот вопрос.
– Но…
Сува замолчал и уставился в пространство. Его возглас лишь подчеркнул весомость довода Такаги. Настроение в комнате снова начало меняться.
