«Говорит Сато. Мне нужны старые купюры. Положите деньги в самый большой чемодан, какой можно купить в «Марукоси». Принесите его в то место, которое я укажу завтра. Приезжайте один».
Ведутся срочные следственные действия. Конец».
От ужаса Миками лишился дара речи. Сходство с «Делом 64» казалось невыносимым: преступник назвался Сато, потребовал к полудню следующего дня приготовить ему 20 миллионов иен старыми купюрами, велел отцу жертвы купить в «Марукоси» самый большой чемодан, приказал ехать на место встречи в одиночку. Совпадала даже такая деталь: похититель не представился во время первого звонка, а во время второго назвался Сато… Так же как тогда! Единственная разница – голос похитителя. «Голос мужчины от тридцати до сорока лет, хрипловатый, без особенностей произношения». На сей раз похититель изменил голос.
Тот же человек… повторное преступление? Судя по описанию, такую возможность исключать нельзя. Тем не менее чутье подсказывало Миками: тут что-то другое. Когда они расследовали «Дело 64», ничто не предполагало, что похититель совершает преступление забавы ради. Он торопился, срочно требовал большой выкуп. Не похоже, чтобы тот же самый преступник решил напомнить о себе, обставив все как в прошлый раз. Даже если предположить, что старшеклассницу похитил тот же самый преступник, он, скорее всего, постарался бы убрать любое сходство с «Делом 64», чтобы о связи между двумя похищениями никто не догадался.
Миками показалось, будто ему снова не хватает воздуха.
Нет, не прошлое зовет их. Они живут сейчас, в период Хэйсэй. И нынешнее похищение не связано с «Делом 64».
– Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы договор о неразглашении был подписан безотлагательно!
Микура говорил властно и равнодушно. «Безотлагательно!»… Миками посмотрел на него:
– Как вы смеете!
– Что?
– Прошло целых три часа после того, как стало известно о похищении! И вы в самом деле думаете, что журналисты обрадуются и пойдут нам навстречу спустя такой долгий срок, да еще получив такой несуразный текст?!
– Не понимаю, почему нет. И потом, насколько я помню, с того момента, как мы сообщаем журналистам о преступлении, автоматически вступает в силу временное соглашение…
– Совершенно верно. – Такая мера предосторожности не позволяла СМИ воспользоваться промежутком до подписания постоянного договора о неразглашении. – А если они откажутся давать подписку? В таком случае по окончании срока действия временного соглашения они вольны будут предавать подробности дела огласке! Уясните, наконец: журналисты соглашаются на наши условия только потому, что мы обещаем держать их в курсе дела, причем обязуемся отчитываться о ходе следствия при первой же возможности.
– Мы передали вам подробности…
Миками помахал в воздухе листками бумаги:
– Да здесь почти нет информации! Мне нужны все подробности за последние три часа – о ходе следствия, а также все, что вам известно о похищении. Как только представители прессы узнают о том, что случилось, сюда нагрянут сотни репортеров и операторов из Токио! Вы не сможете контролировать их при таком отношении!
– Ну хорошо, – с обиженным видом ответил Микура. – Я могу и сам предоставить дополнительные сведения, насколько они мне известны.
– Что ж, я слушаю. Во-первых, мне нужны их имена. Начнем с жертвы.
Сува достал записную книжку и листал ее. Колпачок ручки он так и не снял.
– Я не могу назвать вам их имена.
– Что-о?! – не выдержал Миками. Его переполнял гнев. Он читал немало материалов, посвященных отношению прессы к похищениям, но не мог припомнить случая, чтобы префектуральное управление скрывало персональные данные. – Это еще почему?
– Здесь ничего не поделаешь.
– Почему?
– Потому что… словом, есть вероятность, что мы имеем дело с мистификацией. Кто-то намеренно подражает «Делу 64».
– Мистификация? Вы считаете, что мы имеем дело с мистификацией, только потому, что все напоминает «Дело 64»?
– Не только.
– Тогда объясните, что происходит! Похититель звонил с мобильного телефона жертвы, так? – Миками посмотрел в записи. – Похититель звонил с мобильного телефона В. Все предельно ясно! Значит, на домашнем телефоне родителей девочки установлен определитель номера. И следователи уже должны были получить распечатку разговора в телефонной компании. – В таком случае… – Значит, у вас есть все основания полагать, что похититель нашел, а может, и украл телефон дочери? У вас есть доказательства такой версии?
Микура шумно вздохнул и покачал головой:
– Нет, я другое имею в виду. Сейчас… в данный момент мы не можем исключить вероятности того, что девочка все подстроила сама.
Сама?! Миками нахмурился. Девочка инсценировала собственное похищение?!
– Видите ли, девочка проблемная. Дома она появляется редко, в основном для того, чтобы попросить у родителей денег или взять чистую одежду. Она записана в старшую среднюю школу, но все время – день и ночь – проводит со своими друзьями. По правде говоря, родители не знали, где она, уже несколько дней, после того как она в очередной раз ушла из дому. Мы предполагаем, что она либо сговорилась с каким-то своим знакомым, либо кто-то подучил ее так поступить. Неизвестно, на самом ли деле она пытается вытянуть из родителей двадцать миллионов иен либо делает все просто в шутку. Судя по их рассказам, она на все способна.
Миками чувствовал: тут что-то не так.
– Девочке семнадцать лет. Хотите сказать, что она сама или ее знакомые специально изучали материалы четырнадцатилетней давности, знакомясь с «Делом 64»?
– С мобильного телефона она способна за несколько минут связаться и с людьми постарше, в том числе с кем-нибудь из местных якудза. И даже если ее сообщник моложе, сведения о «Деле 64» найти нетрудно. Достаточно лишь вбить в поисковик слово «похищение»… и сразу всплывает масса ссылок на «Рокуён». Дело так и не раскрыто, значит, похищение прошло успешно, так что нетрудно понять, почему они взяли его за образец.
Миками не мог согласиться с Микурой. Тут концы с концами не сходились. Все казалось выдуманным, притянутым за уши. Сплошные гипотезы и домыслы.
– Вы поэтому не хотите обнародовать имя девочки?
– Согласитесь, это достаточное основание. Представьте, мы предадим ее имя огласке, а потом выяснится, что похищение – мистификация.
– Предадим огласке, говорите? Не поймите меня неправильно. Мы сообщаем журналистам имя девочки в частном порядке. На период действия договора о неразглашении
