– Нет, все будет не так. Как только договор о неразглашении отменят, представители прессы ринутся к ее дому. Напоминаю, возможно, старшеклассница сама инсценировала собственное похищение. Для таблоидов такой сюжет – золотая жила: деньги, мужчины, разрыв семейных отношений. Они драться будут за то, чтобы первыми взять интервью у нее и ее родителей! Выплывет ее имя наружу или нет, ее близкие вынуждены будут выдерживать самую настоящую осаду.
Миками надоело слушать отговорки… Но еще больше ему надоело самому их выдумывать.
– Здесь в игру вступит наше управление по связям со СМИ; мы позаботимся о том, чтобы ничего подобного не произошло. Предоставьте дело нам!
– Не могу, речь идет о тяжком преступлении. Девушка в результате может оказаться в центре крупного скандала. Так бывает всякий раз, когда речь заходит о похищении и выкупе. А если выяснится, что все подстроено, она станет мишенью для гнева.
– Именно поэтому я и предлагаю предоставить дело нам! А что, если похищение – не мистификация? Если вовремя не подписать договор о неразглашении, начнется настоящая неразбериха!
– Вот почему мы готовимся к любому варианту развития событий. Сохраним ее личность в тайне, но передадим прессе все, что нам известно о деле. Как я только что вам сказал.
– Ее персональные данные должны быть переданы журналистам. Это не обсуждается. Если вы не уполномочены решать подобные вопросы, ведите меня к Аракиде!
– Подобные вопросы решаю я. Больше вам никто не ответит, – решительно ответил Микура.
Миками посмотрел на часы. Он буквально излучал гнев и досаду. Положение ухудшалось с каждой секундой. Репортеры еще не знают о похищении, а ведь отец девочки позвонил в полицию три часа двадцать четыре минуты назад! Давно пора было взять с них подписку о неразглашении. Миками снял зажим, скреплявший два листка бумаги, и протянул Суве листок с подробностями дела:
– Снимите копию.
– Слушаюсь!
– И сразу же поставьте в известность членов пресс-клуба.
В глазах Сувы мелькнул страх.
– Как есть – без имен?
– Совершенно верно.
Сува смотрел в пространство; несомненно, он живо представлял себе шквал возмущения со стороны репортеров. Повторение вчерашнего дня… Члены пресс-клуба наверняка решат, что полиция снова скрывает от них важные сведения, несмотря на только что данное обещание. К тому же речь идет о таком тяжком преступлении, как похищение с целью выкупа… Все СМИ проявляют особое внимание к такого рода делам.
– Сува!
– Но… Миками-сан… – Сува смотрел на него с тем же выражением, что и вчера. Миками вспомнил их разговор.
«Как только мы предоставим право получать полные сведения, станет почти невозможно снова отобрать его. Они будут драться еще ожесточеннее, чем если бы у них такого права никогда не было».
«Вот почему мы у них ничего не отберем. Доведем дело до конца».
Они закроют только что приоткрытое окно.
Но тянуть нельзя, положение слишком серьезное. Есть и другие причины для того, чтобы как можно скорее известить представителей прессы. Их нельзя недооценивать. У каждого репортера имеется собственная сеть осведомителей по всей префектуре. Если кто-то заметит что-то необычное в Гэмбу… Если они начнут вынюхивать, не зная, что произошло похищение… И если похититель заметит их деятельность…
Миками закрыл глаза и сразу увидел перед собой Аюми с распухшим от слез лицом. Ничто не указывало на то, что они столкнулись с мистификацией. На чаше весов жизнь семнадцатилетней девочки – тут важна каждая секунда.
– Сделайте копию – быстро! Через пять минут представители прессы должны дать подписку о неразглашении!
– Они ни за что не дадут подписку о неразглашении без имен. Начнется бунт. Мы даже не сможем ничего с ними обсудить.
– Передайте, что мы вот-вот обо всем объявим; они скоро узнают дополнительные сведения. Одним словом, действуйте. Делайте что хотите, но чтобы договор был подписан!
– Не могу, тем более что…
– Можете. А имена я добуду. Вас я прошу только об одном: постараться до тех пор сохранять спокойствие. Когда-нибудь вы сами станете директором по связям с прессой – учитесь.
Все замолчали. Сува покосился на Миками, сел на стул, прикусив губу, и сунул листки в блокнот. Миками выжидательно посмотрел на Микуру.
– Я не могу дать вам их имена, – сказал тот.
Миками достал записную книжку и ручку. Неожиданно в голову ему пришла еще одна мысль.
– Вам известно, мужчина похититель или женщина?
– Что, простите?
– Меня интересует измененный голос. Гелий? Что говорит мать девочки?
– М-м-м…
– Микура, у меня нет времени!
Микура хотел было возразить, но все же кивнул:
– Она не может наверняка сказать, был ли голос, который она слышала по телефону, мужским или женским.
Не переставая записывать, Миками задал следующий вопрос:
– А что насчет акцента, каких-то особенностей речи?
– Она ничего не может сказать. Кажется, голос не был особенно запоминающимся, тем более что он был изменен с помощью гелия. Но, конечно, какой-то акцент она бы заметила.
– Во время первого разговора похититель не назвал своего имени?
– Мать девочки уверяет, что нет. Правда, она тогда была очень расстроена.
– Говорил ли похититель что-нибудь вроде «Она умрет, если вы обратитесь в полицию»? Как вы помните, четырнадцать лет назад преступник предупредил об этом во время первого же звонка.
– По-моему, нет.
Взгляд Миками переместился на руки Сувы.
– И тем не менее ее родители сообщили о похищении только через двадцать пять минут. Что они делали до того?
– Пытались дозвониться дочери на мобильный. Они боялись, что их дочь убьют, если они сообщат нам. Они долго спорили, сообщать нам или нет.
Сува захлопнул блокнот и встал. Миками закончил писать, вырвал страничку из записной книжки и протянул ее
