Кофе еще напились, так что глаза на лоб полезли.
Потом мы пошли сто девяносто третьей дорогой, она идет через всю Тамбовщину и выходит почти напрямую на Воронеж. И вот там, недалеко от рабочего поселка Мордово, столкнулись с серьезными неприятностями.
Там было место для того, чтобы купить поесть и заправиться – но оно было сделано на базе обычной заправки, и внутреннего двора там не было, машины стояли прямо у дороги, открыто. Вот там-то, только притормаживая, я и увидел…
Опа…
Вот эти вот машины я и видел тогда с беспилотника. Точняк эти – «КамАЗ»-рефрижератор с кабиной с обтекателем и джип «Гранд Чероки» предыдущего поколения.
Сто пудов эти.
– Батя, – негромко говорю я, – не глуши мотор. Всем стоп.
Точняк.
– Второму, Третьему, Четвертому, как слышите.
– Второй плюс.
– Третий плюс.
– Четвертый плюс.
– Всем внимание, вижу правее нас. «КамАЗ», кабина с обтекателем, и «Гранд Чероки», темно-зеленый. Это те самые тачки, с которых минометами накрыли…
В таких ситуациях всегда стоит выбор, бить или бежать. И решение надо принимать очень быстро.
Что они нам сделали? Да ничего, но не пострадали мы только чудом. Плюс «Кама» с минометным расчетом в кузове опасен сам по себе и для всех. И еще неизвестно, где и как он всплывет. То, что они творят – обстрел места общепита, когда там толпа народа столуется, – беспредел по любым меркам. Про нас они не знают, силы у них небольшие. Значит, скорее всего, засада будет иметь успех, даже если половинными силами. Увидел – убрал. Все просто.
– Саня, слышишь?
– Плюс.
– Бери четверку, занимай позицию дальше по дороге. Как эти звездюки пойдут по дороге – вали. Но если больше трех машин – пропускай. Смотри, короче. Плюс?
– Плюс, сделаем.
– Рогом не упирайся, будь осторожен. Пошел.
Две машины, рейдовая и «буханка» – трогаются с места. Я пропускаю их, командую своим:
– Батя, давай обратно по дороге. Ложимся.
Саня – ВВ, или Александр Михайлович Бурлаков, бывший старший лейтенант Национальной гвардии, – приняв на себя командование двумя из четырех машин рейдовой группы, точно знал, что делать.
До Катастрофы он служил в Подмосковье, хотя родился и вырос в Ижевске. Служба ему не нравилась. Нет, вопросов не было, то, что было обещано в контракте, то и выполнялось. Но он видел то, что ему сильно не нравилось.
Немалая часть его сослуживцев – младших офицеров – относилась к службе спустя рукава. Работа с личным составом велась для галочки. Над собой тоже не работали. Главное – полтос каждый месяц на карточку скидывают, и все. Люди воспринимали службу Родине как еще одну работу, причем такую, на которой и делать ничего особо не надо. Если до того, как подняли денежное довольствие, служили убежденные люди, фанатики в хорошем смысле слова – то после того, как подняли, и в армии, и в гвардии появилось много случайных людей. А так как контрактников не хватало, в военкоматах особо не смотрели, кого берут. У старлея Бурлакова было свое мнение на этот счет – создавать российский Иностранный легион, брать туда тех, кто хочет служить, пусть и иностранцев – лучше так, чем набирать своих, которым все до одного места. Но его мнение никого не интересовало.
Он работал над собой, много тренировался, прошел тесты и подал рапорт на перевод в отряд специального назначения, но не успел – случилась Катастрофа.
Чудом выжив на улицах Москвы – он своими глазами видел, как некоторые из его коллег в критической ситуации банально струсили и дезертировали, – он добрался до родной республики, попробовал записаться во вновь формируемый полк обороны края, но тут его старый друг, еще со двора, посоветовал подать документы на «Ижмаш», в охрану. Там-то он и познакомился с депутатом от завода Дьячковым. После первой же ходки на Новгород Дьячков предложил ему написать заявление на должность экспедитора.
Здесь, несмотря на то, что в основном все экспедиторы были пиджаками, не военными, только в свое время отслужившими, все было серьезно и случайных людей не было совсем. Не приходилось и скучать, экспедитор должен быть на все руки мастер. Он должен быть и солдат, и торговец, и переговорщик. Здесь все было без понтов и все касалось реальных денег и реального товара – потому и бессмысленного бреда, какого хватает в армии, не было. Надо уметь и стрелять, и договариваться, и понимать, когда делать одно, а когда – другое. И обычного дела, когда награждают непричастных и наказывают невиновных, тоже не было. Тут все реально: продал товар – не продал, получил за него деньги – не получил, нормально проехал или подставился. И оценка не только руководства завода, но и группы. Будут тебе доверять – не будут, прикроют – не прикроют.
Как человек военный, прошедший отбор в спецназ, он быстро стал старшим экспедитором и кем-то вроде старшего сержанта в группе. Должность была козырной, из обычной семейной двушки он перебрался с семьей в пятикомнатную на Льва Толстого. Но иногда помимо торговли приходилось и чисто воевать, как сейчас.
В машине он быстро сменил ствол: с СВДМ (он был одним из снайперов и командиром снайперской подгруппы) – он перешел на «Сайгу 308–50», быстро выбросил из почей магазины и вставил другие, двадцать пятые. Шесть штук – более чем достаточно.
Триста восьмой калибр он начал осваивать только после Катастрофы, но быстро пришел к выводу, что он, пожалуй, получше и пятерки и семерки будет. А «Сайга 308–50» – она, похоже, что если и не идеальная винтовка, то что-то близкое к этому. Складной приклад, планки, емкий магазин, резьба на стволе, причем обычная, калашовская, что хочешь, то и крепи. Отдача не такая резкая, как на пятьдесят четвертом патроне, а с ДТК и подавно. Ствол не длинный и не короткий, в самый раз, что в машине с ней езди, что в адрес заходи. Глушитель и любой дульник на раз крепится. А триста восьмой патрон – он
