Так он стал тварью, существом, для которого в русском языке существовало удачное определение – нежить. Но несмотря на то, что все живое для него представляло теперь не более чем биомассу, в нем остался какой-то крохотный кусочек человеческой памяти. Он ненавидел тех, кто одет в британский камуфляж, и охотился за ними. Память об издевательствах осталась – и теперь он мог отомстить.
Сейчас он подбирался к большой машине по высокой, некошеной траве, подбирался медленно и терпеливо. Его добыча время от времени смотрела в его сторону, и он замирал – но его не могли увидеть. Дело в том, что на нуле – так называли фронт – к четвертому году войны скопилось достаточно самых разных тепловизоров и наблюдение вели только с ними, а без тепловизора вести наблюдение не умели и не учились. Но он не был живым, и температура его тела ничем не отличалась от температуры окружающей среды, а потому и тепловизор его не видел…
Снова движение – он замер. Громкие звуки означали выстрелы, которые ему были практически не страшны. Чтобы свалить такого, как он, нужен был ДШК или КПВТ.
Потом на крыше бронированной машины встал в полный рост человек – и он понял, что должен его убить и насытиться им. На нем был тот самый камуфляж, который вызывал у него ненависть.
Человек исчез из поля зрения. Но человек был там – он чувствовал это. И когда он услышал выстрел, он не только понял, что он там, но и сумел приблизительно определить его положение на крыше.
Сжавшись в стальной комок, он приготовился к прыжку. В том, что он сумеет запрыгнуть на крышу, он не сомневался – его ноги трансформировались и напоминали чем-то лапы хищной птицы…
– Часто работает. Может, помочь?
– Сиди. На вот, дерни.
– Не, у меня свое есть…
Один из бандеровцев достал из нагрудного кармана тюбик из-под валидола, высыпал на ладонь какие-то яркие таблетки. Принял одну, предложил побратиму.
– Не, не буду.
– А чо так?
– Стремно что-то. Еще подсядешь. Я лучше шмали укурю.
– Ни фига не будет, отвечаю. Это американские витамины, специально для армии, принимаешь – и все ништяк, про страх даже не думаешь. Мы когда с «беркутней» на Майдане махались, всегда колесами закидывались. Только много нельзя, потом несколько дней спать не будешь. И почки садятся.
– А я титуханил тогда.
– Да ты чо? Ну даешь. Много башляли?
– Не много. Обещали по пять штук за выезд – хрен. За первый две заплатили, а за второй ничего – кинули.
– Козлы…
– Везде кидалово, – заявил сидевший напротив нацист, – мы когда на ноль заходили, я тогда еще по мобилизации служил, так вот ротный нас собрал и сказал: половину с карточек – ему. Один отказался, так у него через несколько дней граната в руках взорвалась. А если у родаков бабки есть, так вообще нет проблем, пятьдесят тысяч гривен – и тебя в тыл переводят…
Удара о броню они не услышали – только как-то сдавленно вскрикнул майор, и все. А потом из люка пропали его ноги… как выдернули.
– Чо?
– Что за…
От стоявшего за ними бусика ударил автомат, потом еще один. Один из нацистов отомкнул запор двери.
– Не ходи!
– Пошел ты!
Выскочил первый, затем второй, третий…
– Чо там!?
– Не знаю! – Солдата, который расстрелял весь магазин и теперь пытался трясущимися руками заменить, трясло. – Не знаю… он его… он его…
– Куда он побежал?
– Туда!
– Так, б…! Приготовиться к прочесыванию! Дистанция…
– Не надо прочесывания, парень…
Подошедший эсбэушник показал на что-то, лежащее в грязи у самого борта. Рэкс подошел… это была оторванная голова Рэмбо. На борту была кровь, как будто кто широкой кистью мазнул от души…
Рэкс накрыл ладонями уши и страшно заорал.
Несмотря на потери, зачистка все же была завершена достаточно быстро. Больше двух сотен стрелков, почти все с боевым опытом, а некоторые из спецназа, немалое количество брони. В конце концов, нежить – ничто перед броней и автоматной пулей. Опасность представляют только внезапные нападения в ограниченном пространстве да твари – настоящие монстры, как из фантастических фильмов.
Сейчас «пидроздилы» первой атакующей волны отошли, их отпаивали водкой. Потеряли двенадцать человек – это было много, а по меркам опытных чистильщиков – недопустимо много. Но украинцы еще не имели никакого опыта, они также не использовали щиты и защитные костюмы (при том, что рядом был металлургический завод и они там были).
Подошли пидроздилы второй волны, там в основном была «Альфа» – спецназ СБУ. У поставленных в каре джипов несколько офицеров разбирались с документацией, разложив ее на капоте джипа. Среди них был Степко, он был в штатском, и рядом с ним стоял толстый, лысый, нервничающий полковник службы РАВ, который постоянно вытирал потное лицо платком, хотя жарко не было. В сообщество боевых офицеров он не вписывался, даже внешне…
– Точно тут?
– По накладным так написано… – сказал полковник РАВ, нервно вытирая пот со лба.
– На заборе тоже написано, – грубо сказал еще один офицер, в форме без знаков различия. Это, кстати, и был легендарный Валерий Шайтанов.
Степко прищурился.
– Смотри, Сережа. Если конем скатались, я тебя до конца жизни на свинокомплексе припашу. Будешь навоз вывозить из-под свиней, если больше ничего не можешь.
– Да тут оно! Если не спиздили.
– А кто мог спиздить, кроме тебя, Сереж, – прищурившись, сказал Шайтанов, – сколько ты на Банковую в месяц засылал, а?
– Проехали… – сказал Степко. – Так, Валер, банкуй.
Шайтанов, в отличие от многих других эсбэушников, был боевым офицером и кое-что смыслил.
– Так, внимание на меня!
– Выдвигаемся под прикрытием транспорта, подходим вплотную к складам. Дальше чистим, как учили. Огонь без предупреждения, неважно, человек или… только смотрите, куда стреляете. Там боеприпасы должны быть, так что осторожнее.
– Может, ножами? – спросил один из офицеров «Альфы». – Так вернее.
