– Ждем, не стреляем. Глаза, что видно?
– Движения нет пока.
– Принял. Все ждем.
Тем временем снайперы увидели, как из избы выскочил один… он путался в портках… потом второй и третий. Мертвяк увидел их и направился к ним.
– Тройка, вижу двоих.
– Четверка, троих.
Третий шепотом осведомился:
– Работаем?
– Погоди.
Ударил одиночный, потом еще один. Тем временем встал и второй мертвяк.
– Готовность. Как только соберутся.
Им надо будет понять, отчего умер их сородич. И они сгрудятся возле него, подставляясь.
Нет у них подготовки.
– Двое.
– Трое. Справа.
– Работаем.
Винтовки ударили в унисон, трое повалились.
– Третий, четвертый, минус три в центре. Один мертвяк двигается…
Тем временем бывший чеченский милиционер по имени Иса, увидев, что происходит на улице, решил, что надо валить.
Его биография была обычной, а винить его – все равно что винить волка в том, что ему хочется мяса. Из горного села, на взятку, чтобы поступить в школу полиции, собирали всем селом. Отучился в Ростове-на-Дону, там совершил групповое изнасилование. Это делалось по приказу старших, потому что если на человека ничего нет, то он сам по себе опасен.
На то, чтобы поступить в козырное управление – денег не хватило, начал обычным районным опером. Конечно, брал, большую часть отдавал начальству – если бы он был честным, его бы выгнали из полиции. Тут ему подфартило – приехал Мунаев, большой человек. Встретили как положено, барашка зарезали. Мунаев спросил, почему такой грустный. Выслушав проблему, сказал: «В коллекторы хочешь? Деньги потом отдашь, как заработаешь».
Так Мунаев оказался в козырном управлении по борьбе с экстремизмом ФСБ. Борьба заключалась в том, что на кого покажет начальство – тот и экстремист. А книжки или флешки подкинуть – нет проблем.
Обычно экстремистами становились дети тех, кто много говорил или долги не отдавал. Потому и коллекторы.
Когда началось – он в Городе был, хорошо, Аллах крепости руке дал в своих стрелять. Ведь это чужого просто завалить, если еще и кафира. А на своего как рука поднимется? Еще и кровная месть будет.
А что делать, если он на тебя идет, и глаза… как шайтан поселился.
Уцелевшие ушли в горы, там переждали. Потом спустились, начали думать, как дальше жить.
Самое простое – жить, как предки жили, набегами. Грабить неверных.
Полковник оставил их с группой заслона на станции, ждать их из Харькова. Но они решили: зачем сидеть на станции, если можно по окрестностям пошмонать? Вот, нашли живую деревню русистов, рабов взяли. Мунаев уединился с бабой, решив – гулять так гулять.
А теперь вот он смотрел на улицу и видел, как братья мертвые лежат. Один из них был из спецназа.
На улице никого видно не было, не слышно было выстрелов. Мунаев понял, что работают снайперы.
Решение пришло само собой – валить огородами. Нехрен разбираться… у него есть пистолет, автомат, если че, три полных рожка, и к пистолету два – пистоль турецкий, не ПМ там какой. Отобьется, если только монстр не попадется, найдет транспорт, доедет до своих…
И больше Мунаев ничего не успел понять, потому что на голову что-то тяжело опустилось сзади, в глазах сверкнуло, и он провалился в темноту.
– Первый, машина. Первый – машина.
– Вижу.
Машина была «Газель», но на усиленной подвеске и с какими-то странными, но явно заводскими фарами, похожими на фары армейского «УАЗа». Кабина двойная.
– Работаю по движку.
Хлопнула СВД, еще раз – машина начала терять скорость.
С пассажирского места выскочил абрек с автоматом, дал длинную очередь неведомо куда. Бросился бежать в поле, поскользнулся, упал.
Второй – с водительского – бросил автомат, заголосил:
– Не стреляй, брат, да! Я сам мент! Я сам мент!
– Третий, вижу зомби. Больше движения нет.
– Убери его.
– Плюс… зомби нет, движения нет.
Самое главное тут – не поспешить. Сейчас сотовой связи нет, подмогу не вызвонишь. Но, с другой стороны, могут по договоренности подъехать. Тогда хреново.
– Однерка – Глазам, движение видите?
– Минус, движения нет.
– Однерка – всем, иду к центру села. Двойка, контролируй другую сторону.
– Я двойка, у нас тут пленные, трое.
– Принял.
Я кивнул своим.
– Пошли.
Перебежками, целясь во все стороны, двинули в село. Дорога прямая, просматривается – но береженого бог бережет.
Двое бегут – двое лежат. И так по десятку, по два метров.
– Движение справа!
Я был как раз справа, вскинул автомат.
Баба. Едва на спуск не нажал – расхристанная, но живая. Похожа на зомбака, если честно. Палец едва сдержал.
– Лежать!
Чтобы было понятно – выстрелил рядом с головой.
– Ложись!
Если не ответит – буду валить.
– Не подходи! Убью!
Живая.
– Ложись! Работает спецназ!
– Не подходи!
Точно живая.
– На месте всем!
Начал подходить, целясь.
– Ложись, дура. Убью ведь!
Что с ней сделали?
– Свои мы. Русские…
Баба смотрела на меня и тихо тряслась. Хоть на землю села…
Пришла в себя она только после двух глотков водки, назвалась Люба. Тут их было одиннадцать человек, считая двух детей. Одна старшая, другой малый совсем. Старшую, понятное дело, изнасиловали…
Я мрачно посмотрел на сидящих под стволами пленных. Ладно, сейчас и с ними разберемся, никто не уйдет…
– Вы вообще кто такие?
