Я была на взводе, кожей чувствуя нервное возбуждение. И еще кое-что – ни на что не похожее присутствие злой судьбы, беды на подходе: ощущение, знакомое мне не хуже, чем запах маминых духов. Как будто кто-то проводит ладонью вдоль твоей руки, не касаясь ее, но все волоски на коже встают дыбом. Как будто входишь в комнату, еще полную присутствием того, кто только что из нее вышел.
Может быть, Элла в этот момент уже пакует наши вещи. Я представила ее огромный чемодан в пятнах краски, распахнутый поперек Гарольдовой огромной кровати. Может, еще до вечера мы навсегда оставим Нью-Йорк, и все это – Одри, Гарольд, Финч, «Соленая собака», кофе и бискотти, жизнь в просторной квартире, где пахнет, как в супермаркете – растает и выцветет, как краски на палитре. В памяти останутся мелочи – особое «утреннее чувство», когда в шесть утра открываешь кафе, бруклинский ужин – китайская еда с доставкой на дом прямо в постели, чтение «Тэм Лина» на скамейке в Проспект-парке… Остальное развеется на автостраде.
Двери лифта разъехались в стороны, и я вышла в прихожую.
Первое, что меня поразило, – это запах. Влажный и какой-то гнилостный, напоминающий о диких зверях, о бурной растительности. Запах мгновенно проник мне под кожу и заставил сердце колотиться как бешеное.
– Эгей?
Квартира казалась угнетающе пустой; тяжелая тишина давила на барабанные перепонки. Она поглотила мой голос, как темная вода. Я сделала несколько шагов вперед по вестибюлю – стены мягкого кремового цвета, мраморный пол без единого пятнышка.
И этот запах. Откуда он вообще? Я вытащила телефон и позвонила маме – телефон сразу перешел к голосовой почте. Позвонила Гарольду – то же самое. Помедлив минутку и борясь с дурным предчувствием, я набрала Одри.
Конфетно-сладкая попса из глубины квартиры разорвала тишину. Телефон Одри! Я никогда не видела, чтобы эта девчонка хоть где-нибудь появилась без него. Впрочем, я сегодня ее вообще не видела, кроме как утром, по дороге в школу. Мой мозг лихорадочно перебирал версии, одна ужаснее другой. Одри мертва? Откуда этот ужасный запах? Злая судьба выследила нас и на тридцать пятом этаже высотки? Старый ужас растекался по моему телу изнутри.
Я беззвучно двинулась дальше, как будто, если двигаться тише, это могло защитить меня от ожидавшего внутри. В комнатах висело зловещее ощущение чьего-то недавнего присутствия, знакомое мне по тому случаю, когда в нашей съемной квартире побывал взломщик. Он тогда зачем-то снял все книги с полок и на их местах разложил еду из холодильника. Постели были засыпаны сухой листвой, зеркала разбиты… Ничего ценного не пропало, зато взломщик зачем-то прибил над нашей с Эллой кроватью меховую шубку, распялив ее, как шкуру убитого животного, и воткнул посредине разделочный нож.
Наша квартирная хозяйка тогда не затыкаясь повторяла, какая удача, что ничего не пропало, но ее фальшиво-бодрому голосу невозможно было верить. Самое неприятное было, что я с тех пор уже не могла перестать воспринимать наш дом глазами того, кого там быть не должно. Я постоянно представляла, каково это – вторгаться в чужое пространство и позволять себе там любые странные действия, какие можешь придумать. Это ощущение будило во мне голод. И очень ослабляло мой самоконтроль.
Но здесь все вроде бы лежало по местам. Никаких мокрых кусков мяса на книжных полках, никаких шубок, распяленных на стенах.
Только одно: на кухонной стойке для готовки – опрокинутый винный бокал. Я подошла достаточно близко, чтобы различить мазок помады Эллы на его крае. На одну ужасную, странно растянувшуюся секунду воображение нарисовало мне ее тело здесь же, на кухонном полу – но нет, был только бокал и натекшая лужица вина. Кухня была белоснежным сердцем невротически чистого дома Гарольда, так что разлитое вино выглядело в нем, как кровавая бойня.
Я бросилась в спальню мамы и Гарольда в ужасе от того, что вот сейчас я войду – и увижу хрупкую фигурку Эллы на этой ужасной антикварной кровати…
Это видение так ясно представлялось мне, что, когда я рывком распахнула дверь, мне потребовалась пара мгновений, чтобы осознать, что комната пуста. На прикроватном столике Гарольда высились аккуратные стопки «Экономиста» и электронная книга Kindle, битком набитая космической фантастикой, как мне было известно из-за привычки совать нос в чужие гаджеты. На стороне кровати, принадлежавшей Элле, лежали слаксы и кардиган, явно приготовленные в качестве утренней домашней одежды. Я наклонилась и заглянула под кровать, приподняв кружева покрывала. Пусто.
Комната Одри выглядела как место генерального сражения компаний Sephora и Barney’s, но это было в норме вещей. Под туалетным столиком не прятался никакой маньяк, вонь исходила явно не от остатков недопитого сока BluePrint в бутылочке. Розовый, как клубничная жвачка, телефон валялся на кровати, на экране мигали непрочитанные сообщения и пропущенные звонки. Сучка, ты где?
Свою комнату я оставила напоследок. Здесь запах был сильнее всего – бешеное сочетание дикого леса и гнили, отупляющее, будто кто-то обхватил мой мозг грязными руками. Я осторожно опустилась на пол, готовая в любой момент сигануть в ближайшее окно, если кто-нибудь обнаружится под кроватью. Но там был только квадрат вычищенного ковра. Дверь шкафа была распахнута, и в нем, слава Богу, не было ничего более страшного, чем мимозное платье подружки невесты, которое я надевала на свадьбу Эллы и Гарольда.
И наконец я заметила это. Письмо у меня на подушке. Я подобралась к нему маленькими шажками и наклонилась. На конверте от руки был написан адресат – Алиса Прозерпина. И никакого обратного адреса.
Кажется, все внутри у меня лопнуло осколками и завертелось, как в калейдоскопе. Как сквозь пелену я увидела собственную руку, берущую письмо, подносящую его к лицу. Дешевые чернила, старая бумага. Лицо мое горело, а руки покрылись гусиной кожей. Я разорвала конверт.
Внутри лежал лист бумаги, мягкий от постоянного использования, сложенный пополам. Меня накрыло острым дежавю.
Да, это была титульная страница из книги, которую я уже видела много лет назад. «Трижды-Алиса», гласила надпись курсивом. Заголовок был украшен фрактальным орнаментом, напоминавшим кристаллы льда. Один край страницы был неровным – там, где ее поспешно вырвали из книги.
7
Я так сильно вцепилась в страницу, что порвала ее. Наконец я осторожно присела на край кровати.
«Трижды-Алиса», сказка, которую я так и не дочитала. Все это выглядело как детская игра – девчонки играют в такое по ночам в детских лагерях, шепчут загадочные слова в зеркало, когда свет погашен. Давным-давно, когда я держала в руках книгу моей бабушки в первый и последний раз, я понадеялась, что меня назвали Алисой в честь ее персонажа, что она имела
