– Как далеко ты намерен меня проводить? – прямо спросила я. – До самого особняка? Ты, в общем, не обязан этого делать.
Он беспомощно смотрел на меня, и в глазах его была боль предательства.
– Оставь эти игры, – наконец тихо сказал он. – Лучше честно скажи, что хочешь от меня отделаться.
– Отделаться? – так же тихо повторила я. Где-то за глазными яблоками у меня начала тяжело пульсировать кровь. – Это не игра в ограбление, это поиск пропавшего человека. Мне плевать, что еще меня ждет на месте, лишь бы меня там ждала моя мать. Живая и здоровая.
– Врешь, – на его губах жестокое слово как-то изменилось и прозвучало почти ласково. – Хочешь знать, что ты говорила во сне сегодня утром?
Я хотела, но не хотела. Но в результате все-таки кивнула.
– Ты говорила – «гребень, перо и кость». Я спросил тебя, что это значит, и ты повторила – «гребень, перо и кость».
У меня перехватило дыхание. Финч наклонился ко мне.
– Так, стой. Ты знаешь, что это значит?
– Нет. – Это была ложь только наполовину. – Зато теперь я знаю, что ты соврал, когда сказал мне, что я говорила всякую ерунду.
– Так может быть, это и есть ерунда. А может, и нет. Но звучит она совершенно в духе сказок и должна что-то значить. Может, это ключ – например, подсказка, как нам попасть внутрь.
– Или это был просто сон. – У меня зудели пальцы от желания нырнуть на дно рюкзака и прикоснуться к ним, убедиться, что они все еще со мной. Гребень, перо и кость.
– «В постели спящему и правда снится»[9], – с жаром сказал Финч.
– Не цитируй мне Шекспира, уайтчепелский умник, – огрызнулась я. – И не цитируй мне меня. Особенно меня спящую. – Я хотела бы на этом и остановиться, но не смогла: – А об этом что-нибудь есть в книге? Там есть гребень, перо и кость?
– Если бы и были – разве это важно? – спросил он легкомысленным голосом – но взгляд его оставался тяжелым. – Это же просто сон, как ты сказала.
Автобус появился раньше, чем я успела ответить. Он был меньше, чем я ожидала – что-то среднее между «грейхаундом» и мини-вэном, и на боку у него была надпись цвета хаки – «Грозные охотники на щук». Все рыбаки явно были лично знакомы с водителем, а вот мы показались ему подозрительными.
– У вас нет снаряжения, – заметил он. – Вы что, туристы?
– Сколько стоит проезд? – я постаралась сделать безразличное лицо – как в нью-йоркском метро, но это совершенно не помогло уменьшить его интерес.
– Слышали об убийствах в этом регионе? Большинство убитых, между прочим, туристы, и молодые, вроде вас. Надеюсь, вы не собираетесь оставаться в лесу, когда стемнеет.
– Нет, сэр, – согласился Финч, бросив на меня предупреждающий взгляд. – У нее… У меня там родственники.
– Там – это в Найке?
– Там – это в Берче.
– Значит, об убийствах вы слышали, – водитель удовлетворился этим, закрыл дверь и протянул руку за деньгами Финча. – Не хотелось бы подвозить каких-нибудь городских идиотов, которые не знают, что там происходит. Предупреждены – значит вооружены. Смотрите в оба. – Он ссыпал в ладонь Финча сдачу.
– Смотреть в оба на что? – огрызнулась я, все еще на взводе. – На вероятных убийц, что ли?
Водитель хмыкнул себе под нос и махнул нам, чтобы мы проходили на места.
Дорога, как и было сказано, заняла около часа. Старые рыбаки оккупировали задние сиденья, как крутые ребята в любом из школьных автобусов, в которых мне случалось ездить за все эти годы. Мы уселись спереди. Финч задремал почти сразу же, стоило нам отъехать от остановки, или по крайней мере притворился дремлющим. Наконец я убедилась, что он и правда спит, и выкопала со дна рюкзака гребень, перо и кость. В дневном свете они выглядели весьма прозаически. Даже кость больше не казалась похожей на палец. Я переложила их в карман джинсов – и почувствовала себя спокойнее, едва они исчезли с глаз. Откинувшись на спинку сиденья, я стала смотреть на длинный гобелен скользящих за окном деревьев.
Радио в автобусе играло какое-то кантри – из тех песен, которым можно подпеть в любой момент, даже если слышишь их в первый раз. Я тихо мурлыкала себе под нос, положив голову на кожаный подголовник. На смену кантри пришла медленная песня – какой-то шансон в стиле пятидесятых, напоминавший о выпускных балах середины века. Женский высокий голосок, в котором было что-то зловещее, напевал о танцах под звездами, поцелуях и тому подобной ерунде, и я никак не могла понять, где я слышала эту мелодию раньше.
– В лесах под красной, красной листвой, – продолжал голос, переходя от пения к речитативу.
Сшивай миры между собой,Спеши, иначе тебе не дойти,Рассвет положит предел пути...Я подскочила, как будто мне за шиворот сунули кубик льда. Это был стишок, странный детский стишок, который мне цитировала Нэсс. Замерев, я ждала продолжения, но песня на этом закончилась. Дальше была только пауза, заполненная помехами, как на старой магнитофонной записи, и наконец из колонок полился, как виски, голос Уэйлона Дженнингса. Водитель в такт ему качал загорелой головой.
Оно здесь, подумала я. Сопределье. Оно здесь – или где-то очень, очень близко. Я взглянула на Финча. Его губы слегка шевелились во сне, и мне захотелось его разбудить или попробовать завязать с ним разговор во сне, как он поступил со мной. Но я не сделала ни того, ни другого. Просто сидела и повторяла про себя стишок, пока он намертво не врезался мне в память, и не отрывала взгляда от деревьев, будто ожидая увидеть что-то важное. Но видела только стволы и листву.
19
Финч проснулся, когда мы въехали в Берч, и смущенно провел рукой по губам.
– Где мы? Я долго проспал? – он выглянул в окно, когда автобус свернул на широкую асфальтовую площадку возле рыболовного магазина размером с ларек. – А-а. Мы приехали. – Тревожная энергия, которой он просто фонтанировал по дороге от мотеля, резко вернулась к нему.
Рыбаки прошли мимо нас на выход, за ними облаком плыл кислый запах старого курева и смех над какой-то старой шуткой, которую мы не расслышали. Водитель проводил меня тяжелым взглядом, когда я выходила из автобуса, и я подумала, уж не из Сопредельных ли и он. И не он ли сделал эту штуку с радио. Нет, был мой вердикт по обоим вопросам.
Финч, шедший позади меня, чуть задержался.
– Какая у вас следующая остановка? – услышала я его голос, ступая на тротуар. – Вы здесь разворачиваетесь
