— Затем вы тут и собрались.
Миледи откинулась на спинку стула.
— Но вдруг все-таки Брес пойдет на Приморье, а не сюда? — с надеждой спросил лорд Рысь.
— Брес придет сюда, и уже довольно скоро, — ответила миледи, снова устремляя взгляд на портрет. — Я знаю это наверняка, так же, как знаю, что мой старший сын мертв и зарыт вместе с остальными в общей могиле на пустыре при кладбище.
Ворон каркнул, подтверждая ее слова.
Глава 22
Дикий Ворон шел через ночь, не чувствуя усталости. Единственное чувство, которое в нем осталось, — жажда мести. Он хотел отомстить: лично вырезать Бресу сердце и подвесить вспоротое, словно свиная туша, тело за ноги.
Ночь была глухой и беспросветной, но зоркие глаза охотника верно служили Ворону, позволяя разбирать дорогу. Он двигался быстро, почти как днем. Дикий Ворон решил идти к границе не напрямую, а выбрал ту же дорогу, что и Гордый с Лорелеей. Но, в отличие от них, он знал горы как свои пять пальцев и не сомневался, что пройдет знакомыми тропами от границы через горы прямо к Твердыне Воронов.
Оказалось, что подобная светлая мысль пришла в голову многим горцам, уцелевшим в битве. Не прошло и часа, как Дикому стали попадаться смутные осторожные тени. Дикий заухал совой, обозначив себя старинным охотничьим приемом, бытовавшим у горцев. Ему ответили, и вскоре Дикий уже шагал по дороге не один, а в окружении дюжины воинов. Почти все были серьезно ранены. Потом к ним прибилось еще несколько воинов Эннобара.
Дикий смотрел на этих людей — голодных, израненных, потерявших все, — и ненависть в его сердце разгоралась сильнее. Понимая, что дать отдых значило обречь половину на смерть, Дикий построил людей в ровные ряды и постарался убедить в том, что необходимо двигаться вперед. Ему неожиданно поверили.
Вид высокого властного Ворона, его лицо с крупными тяжелыми чертами, злой уверенный взгляд внушали уважение. Это уже были не перепуганные отчаявшиеся беглецы, а потрепанный, но боевой отряд.
Дикий повел всех за собой, ориентируясь на приметы, которые могли привести его к цели. Он искал жилье. По пути подобрал еще двух воинов, которые сидели рядом с мертвецом и не могли от него уйти: погибший был их братом. Ворон узнал в них лордов Медведей, с которыми очень дружил, и обрадовался. Медведи были ранены, но оружия не растеряли. Ворон посоветовался с ними, и они поддержали его план.
Когда небо стало чуть светлее, обещая неторопливый предзимний рассвет, Ворон вывел свой отряд на спящую деревню. Было так тихо, что даже собаки не лаяли, прикорнув в своих будках.
Было решено убивать только тех, кто станет сопротивляться. Женщин не трогать, забирать еду, теплые вещи и все, что пригодится для похода в горы. А вот собак, которые поднимут лай, убивать сразу. И главное, никого не выпускать.
Дикий окружил деревню, выставил караульных и первым вошел в первый же дом. Застигнутые врасплох крестьяне не сопротивлялись. Женщины рыдали от страха, зажимая рты и притискивая к себе детей. Наголодавшиеся и намерзшиеся воины жадно и торопливо ели в тепле. Дикий поел быстро и стал ходить по домам, подгоняя своих и собирая все, что могло пригодиться в походе.
В одном из домов трое братьев попытались оказать сопротивление. Дикий разбил им лица, по одному вытолкал на двор и зарубил на глазах у визжавших жен и воющих матерей. В нем опять проснулась та тяжелая слепая ненависть, которую он теперь испытывал ко всему Лугайду, а больше всего — к Бресу.
Последний брат вскинул ладони, чтобы закрыться от меча, и Дикий сначала отрубил ему эти крестьянские большие руки, которые упали на мерзлую землю, а потом, глядя в уже мертвые, остекленевшие глаза, разрубил голову.
Это повергло крестьян в ужас. Больше никто не пытался сопротивляться, и воины Дикого собрали всю еду, теплую одежду и посуду, которую нашли. Также забрали всех лошадей вместе с упряжью.
Ворон сидел на жеребце, принадлежавшем одному из убитых братьев, и равнодушно смотрел на лица сбившихся в кучу крестьян. Они глядели на него молча, но глаза их на почерневших лицах были полны страдания и ненависти. И Дикий вдруг почувствовал радость от этой ненависти. Захотелось разогнать их по домам и сжечь живьем.
Из разоренной деревни уходили под женский вой. Дикий усмехнулся, выслав жеребца вперед. Он упивался этими звуками, обещая себе, что еще не раз услышит, как женщины Лугайда воют от горя, рыдая по убитым.
Лорды и более знатные люди из его отряда ехали верхом, приноравливая коней к скорости пеших. По пути они подобрали еще человек пятьдесят, попадавшихся парами или поодиночке.
Двигались по дороге, не сворачивая в лес или на поля. Зная местность, Дикий направился к горам сразу, как они показались вдалеке. Решил вести отряд через ущелье, чтобы выйти не сразу к Твердыне, для чего понадобилось бы забираться выше в горы и преодолевать снега и пропасти, а к границе Серых гор и Тамврота и уже оттуда по главной дороге добраться до Твердыни Воронов. Что будет потом, Дикий не знал. Его, как хищного зверя, вел инстинкт. Он всей душой рвался на родину, туда, где чувствовал себя в силе, где мог отлежаться и подготовить свою месть.
* * *Ворон черной кляксой висел в синем небе. Лорелея отерла пот с лица и обернулась на Гордого. Тот отстал. Лицо его перекосилось, он тяжело хватал ртом воздух. Лорелея нахмурилась: она старалась идти медленно, но все равно подъем давался ее спутнику непросто. Вдобавок ко всему набухли серые тучи, поползли наверх, спрятали небо и ворона, просыпали мелкий, колючий, холодный снег.
— Надо остановиться.
Лорелея закрыла лицо шарфом и стала осматриваться в поисках места для ночлега.
— Нет, надо идти, — закашлялся Гордый. — Если остановимся,
