Слова Ганника поставили меня в тупик. Видя мое замешательство, он продолжил с еще большим напором:
– Или ты считаешь, что никто из них не способен взяться за гладиус? Им некуда идти, нечего терять, никто из них никогда не вернется в римский дом и не возжелает вновь сделаться рабом доминуса. Путь на родину отрезан… Их выбор – большая дорога либо… – Ганник сверкнул глазами, – либо встать спина к спине и забрать на тот свет как можно больше жизней этих грязных римских свинопасов!
Ганник, закончив свою пламенную речь, тяжело дышал. На его лбу выступили крупные капли пота, которые, скатываясь, терялись между складками морщин.
– Чушь собачья, ты себя слышишь? – выдавил из себя побледневший Тарк. – Кто будет управлять этой толпой? Главное, как? Я понимаю, о чем говорит Спартак, но я категорически против выводить на убой людей, которые отдали последнее, чтобы поддержать знамя свободы!
Тарк попал в точку. Я отнюдь не видел в людях, которые должны были отделиться от нас у Гераклеи, нового военного формирования. Условные пахари, пастухи и кузнецы, которые окажутся в списках деканов, вряд ли сумеют взять строй и наверняка провалят любые защиту и наступление. Это были обыкновенные люди, не так давно впервые взявшиеся за меч. Лишенные поддержки полевых офицеров, они станут беспомощными и уязвимыми в бою и превратятся в громоздкую толпу смертников. Новых деканов и центурионов взять было неоткуда. Красс попросту переедет неорганизованное войско народников, каким вполне себе являлись наши «найденыши».
– Не заставляй думать, что ты идиот, Тарк. Я не ослышался? Ты предлагаешь просто так распустить людей? – спросил Ганник, с трудом справляясь с подступившим гневом. – Не знаю, как в твоем легионе, но за своих бойцов я готов ответить прямо сейчас – никто из тех, кого вы называете «найденышами», не покажет спины и будет драться до конца!
– Попридержи язык! – рявкнул Тарк.
Ганник сплюнул себе под ноги, не считая нужным скрыть свое раздражение.
– Возьми себя в руки, ничего не решено! – прошипел я сквозь зубы, одергивая Ганника, готового сорваться.
В спор Тарка и Ганника вступил Рут:
– Прежде чем принимать решение, я хочу сказать следующее. Что станет с людьми без офицеров, а уж тем более без тебя, Спартак? Кто сдержит толпу вдруг получивших свободу рабов? Как вы думаете, что они захотят сделать, когда их больше не будет сдерживать офицерский приказ? Куда упадет их взгляд?
От вопроса Рута внутри меня похолодело, но внешне я не имел права проявить слабину.
– Поясни, – сухо попросил я, хотя уже знал ответ.
– Рут имеет в виду, что мало кто в нашем войске обладает должной самодисциплиной, – ответил за гопломаха Икрий. – Далеко не каждый поймет, почему он должен голодать или терпеть холод, если под боком находится та же Гераклея. Ладно Гераклея, но если их взор упадет на северо-западные города? Прав Ганник по-своему! Терять часть войска за просто так – глупо. Но если эта толпа сунется к северо-западным городам, это будет глупее вдвойне! В сенате не будут разбираться и, чем не шутят боги, выдернут из войны с Митридатом Луция Лукулла с его легионами!
– Мне плевать на эти ваши доводы! Не поэтому люди готовы умереть за меня и за наше знамя, – фыркнул Ганник.
– Не меньше прав и мой брат Тарк, – продолжил Икрий, когда Ганник высказался. – Оставлять «найденышей» на самоуправлении крайне рискованно, – заключил он.
Доводы моих полководцев казались логичными.
– Я не просто так собрал совет, – только и нашелся я. – Что вы предлагаете?
– Почему нельзя двинуться в Брундизий всем вместе? Этого я никак не пойму, – пожал плечами Рут.
– Для тех, кто не понял, повторяю еще раз! Город хорошо укреплен, и многотысячное население Брундизия легко переведет гарнизон на военное положение задолго до того, как мы нанесем первый удар! Как ты думаешь, Рут, наше измотанное войско сможет захватить порт прежде, чем в Брундизии высадится Лукулл, а к городским стенам подойдет Красс? Наверное, будь у нас другая возможность, кроме как разделиться, ты непременно бы ее узнал! Но, увы, время больших армий прошло, брат! – Слова принадлежали Ганнику, который практически один в один повторил мои мысли на этот счет.
Рут смутился.
– Не надо разговаривать со мной как с малым дитятей! – раздосадованно всплеснул руками германец, который накануне с трудом дослушал до конца мои доводы о преимуществах малых диверсионных групп в скоростных переходах и вряд ли хотел слушать об этом снова.
– Что ты предлагаешь, Ганник? – спросил я.
– Ну если не зарезать, то выщипать перья курице, несущей золотые яйца, которая обернула свою тогу пурпурной лентой. – Ганник пожал плечами, а затем медленно, будто получая от этого особое удовольствие, провел кончиком большого пальца по шее у кадыка, будто разрезая ее. – Ты знаешь, как я ненавижу римлянина, Спартак! – Полководец едва заметно улыбнулся.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чем говорит мой самый опытный полководец, который только что вызвался самолично возглавить часть войска, которая отделится от нас у Гераклеи. Тех самых пахарей, кузнецов и пастухов.
– Ганник… – Я замялся, не в силах закончить свою мысль.
Полководец улыбнулся еще шире и хлопнул меня по плечу.
– Я хорошо все обдумал, – вполне серьезно заверил он.
Бросить большую часть повстанцев на растерзание Крассу выглядело безумием. Передвигающийся форсированным маршем Марк Лициний пережевал бы легионы восставших за считаные часы, будто мясорубка. Однако задержка проконсула под Гераклеей давала нам шанс выиграть у претора время и оторваться от римской армии. Более того, схватка с повстанцами замылит Крассу глаза и он не догадается сообщить в порт о назревающей опасности.
От слов Ганника стало не по себе. Кельт из всех моих полководцев выделялся лучшей тактической выучкой и обладал проницательным умом, но при этом славился не в меру жестоким нравом и чрезмерной жаждой римской крови, которую готов был испить до самой последней капли. Два последних фактора зачастую перевешивали очевидные таланты полководца. Мне хотелось услышать доводы остальных.
– Хочешь наверстать упущенное, Ганник? С таким же успехом мы могли отправить людей на убой еще на Регии! – вспылил Рут.
