– Ерунда, – сказала Лиша. – Мать говорит правду, чтобы ранить тебя, но ты не различил лжи. Ты дал ей возможность уйти к Стиву, и она не ушла. И никогда не уйдет. Лучше тебя никого нет, и ты вправе требовать, чтобы с тобой обращались подобающе. Мужчина – это не только здоровенный ствол. Если она этого не понимает, пусть попробует вырастить ребенка одна.
Эрни мотнул головой:
– Я люблю ее, Лиша. Всегда любил и всегда буду любить. Для меня не существует другой женщины. Я никуда не уйду. Ни с этой лавки, ни от жены. Мы дали обеты…
– Но слово держишь только ты, – заметила Лиша.
Эрни взглянул на нее:
– Разве обещания следует исполнять, только когда их исполняют другие? Не этому я учил тебя, Лиша.
– Да, папа. Не этому, – улыбнулась она, нагнулась и поцеловала его в лысую макушку, после чего вернулась в родильную палату и закрыла дверь.
– Тужься. – Дарси заняла место Лиши между ногами матери.
– Я тужусь, тупая ты корова! – пролаяла Элона.
– Ну, значит, плохо стараешься, поганая старая ведьма, – буркнула Дарси.
– Как будто ты знаешь, каково это! – рыкнула та. – У тебя квашня, а не рожа, ствол у любого мужика повиснет.
Дарси побагровела, но благоразумно сдержалась. Она привыкла стращать людей, но в умении подлить в огонь масла никто не мог сравниться с Элоной Свиток. И что бы ни сказала Дарси, мать Лиши отплатит сторицей.
– Стань пальмой, и пусть этот ветер пролетит поверху, – посоветовала Фавах. – Эверам не осуждает женщин за сказанное в родильной палате.
– Ты плохо знаешь мою мать, если думаешь, что такие речи звучат только при родах, – сказала Лиша.
Фавах изготовилась что-то добавить, но Элона взревела медведицей, и Дарси вскричала:
– Вижу головку!
Лиша сорвалась с места и деликатно отстранила благодарную Дарси. Ребенок действительно показался – темя, покрытое рыжими волосками. Она подхватила его:
– Уже почти все, мама, последний раз…
– Если еще раз скажешь «тужься», клянусь Создателем, я…
– Мне наплевать, что ты сделаешь, если будешь тужиться, – отрезала Лиша.
Элона стиснула зубы, на лице проступила сеть кровеносных сосудов. Затем головка выскользнула, и спустя миг ребенок появился на свет.
– Держу! – крикнула Лиша и собралась прочистить младенцу рот и нос, но не пришлось. Ребенок забился в ее руках и зычно завопил.
Она и сама прослезилась:
– Мне никогда не надоест этот звук.
– Дай ему… малость времени, – задыхаясь, выдавила Элона, – и мы… с ним еще хлебнем.
Не слушая ее, Лиша пробежалась по тельцу чуткими пальцами, проверяя сердцебиение, упругость кожи, силу движения, частоту дыхания. Фавах умело перевязала пуповину и отсекла ее острым кривым ножом.
Прибегнув к меточному видению, Лиша всмотрелась в ауру новорожденного. Она всхлипнула. Какие бы ужасы ни говорила и ни творила Элона, ребенок – ее родная кровь, душа, еще не обремененная жизненными тяготами.
– В чем дело? – спросила Элона при виде слез. – Что-то неладно?
Лиша мотнула головой:
– О нет. Все… замечательно.
– Не томи, – сказала Элона. – Это мальчик?
– Нет, девочка, крепкая и само совершенство.
– Ночь, только не снова! – Элона хватила по столу кулаком, но мысли Лиши унеслись далеко. Она вспомнила слова Аманвах, произнесенные несколько месяцев назад, когда дама’тинг сделала расклад на невесту Гареда.
«Она родит ему крепких сыновей, но наследовать будет дочь».
Несмотря на досаду, Элона потянулась за ребенком. Лиша завернула его в чистую пеленку и положила матери на грудь.
– Как ты ее назовешь? – спросила Фавах.
– Селеной, в честь матушки.
Лиша ни разу не видела такого выражения на материнском лице. Неужели любовь?
– Сильное имя, – сказала Фавах и отошла, чтобы выбросить пуповину.
Лиша проводила ее взглядом. Женщина повернулась к столу спиной, и через миг возникло красноречивое свечение. Лиша устремилась к дама’тинг.
Она подошла, когда старуха метнула кости, смоченные в пуповинной крови. Лиша вторглась незваной, но любопытство пересилило манеры, и она склонилась над костями, едва те замерли и символы образовали узор.
Древесная метка пересеклась с рубящей.
– Дровосек, – выдохнула Лиша неслышно для Дарси и матери.
Фавах кивнула:
– Дживах ка барона обрадуется, что это девочка.
«Да не особо», – подумала Лиша, но промолчала, изучая расклад целиком.
– Эй! – гаркнула Элона. – Не считай меня дурой, я знаю, чем вы там занимаетесь! Я хочу посмотреть!
Фавах сгребла кости и ссыпала в мешочек:
– Хватит того, что на священные кости взглянула одна чинка. Второй не потерплю.
– Ну? – в нетерпении спросила Элона у вернувшейся к ней Лиши.
Эрни без спроса приоткрыл дверь, когда прозвучал ответ:
– Она от Гареда.
По возвращении в кабинет Лиша застала Арейн восседающей за столом над кипой бумаг. Ей внимали лорд Артер, Пол и Тариса; Мелни сидела с Олив на диване в другом конце комнаты.
Так-то ей верен ближний круг? Арейн прибыла два дня назад и уже заняла ее место. Лиша открыла рот, готовая поставить всех на место, но тут Олив, которой едва исполнилось три месяца, вцепилась в кромку выреза Мелни и встала у нее на коленях.
– Создатель! – Забыв о гневе, Лиша бросилась к ним.
– Знаю! – Мелни сияла. – Она так делает все утро!
Олив обернулась, перехватила взгляд Лиши и восторженно засмеялась.
Лиша не смогла не рассмеяться в ответ, одновременно понимая, что необычная развитость Олив подозрительна, – большинство детей учатся стоять хотя бы месяцев в девять. Олив же Свиток была необычна во всем.
Прежде чем колоссальный бюст Мелни вывалился из платья, девочка разжала руку и потянулась к Лише. Секунду она стояла, но потом ее ножки подогнулись, и она с очередным смешком плюхнулась на мягкое место.
Лиша подхватила ее, поцеловала:
– Сегодня я приняла твою тетушку. Она еще не научится переворачиваться, а ты уже будешь бегать.
В ответ Олив ущипнула ее за нос.
Донесся шорох бумаг, и Лиша оглянулась. Арейн продолжала читать и что-то тихо диктовала Полу, который старательно делал пометки. Артеру и Тарисе хотя бы хватило такта напустить на себя виноватый вид.
– Госпожа, – первый министр поклонился, увидев, что Лиша быстро направилась к ним, держа на руках ребенка, – мы не ожидали, что вы так скоро вернетесь.
– Вам больше нечем оправдать измену? – спросила она. – Вы поклялись, что ведомости Лощины останутся под замком.
– Ха! – Арейн удосужилась поднять взгляд. – Ты сама сказала, что государственных тайн больше нет.
– Ваших, – резко ответила Лиша. – А это – мои.
– Я не показывал ничего важного, – ушел в оборону Артер. – Мать-герцогиня попросила помочь с реквизициями для беженцев…
Арейн махнула рукой, и он умолк.
– Не жди от меня, Лиша, что я буду день-деньской сидеть сиднем и наглаживать живот Мелни. На поле брани я бесполезна. Я не умею ни метить, ни врачевать, ни принимать роды. Но с этим я справлюсь.
Лиша перевела дыхание. Она была вправе на всех разгневаться, но не могла отрицать, что нуждается в помощи, и мало кто на свете имел столь богатый опыт управления городом, как мать-герцогиня.
– И каковы ваши выводы?
– Таковы, что твое сердце намного больше, чем сундуки, – ответила Арейн. – Просто чудо, что ты удержала Лощину на плаву, выплачивая такие пособия всем попрошайкам, которые приходили
