Малькум изучил стило, потом – Рагена:
– Будь на твоем месте кто-то другой, я бы решил, что он полон демонова дерьма.
– Я бы сам не поверил, если бы она не спасла нас в пути, – ответил Раген. – У меня и лесорубы гостят. Бывалые истребители демонов – хотя бы вот Йон; они научат твоих вестников пользоваться меченым оружием.
– Точно, – кивнул Йон. – Никто не умеет рубать демонов, как мои дровосеки. Буду рад научить тебя премудрости Избавителя.
– Значит, это правда, – проговорил Малькум. – Вы в Лощине верите, что Арлен Тюк – Избавитель?
– Господин Тюк всегда это отрицал, но кем еще ему быть?
– Хорошим человеком, – ответил Раген. – Который желает миру блага и хочет избавить нас от демонов как таковых.
Малькум с сомнением переводил взгляд с одного на другого.
– Не важно. – Раген забрал стило. – Главное, что мы можем вооружить и подготовить твоих вестников. На дороге опасно, как никогда. Если не веришь ни во что – поверь хотя бы в это.
– Я брошу клич, – кивнул Малькум. – Жди нынче вечером толпу.
Глава 21
Новографство
334◦П.◦В.
Элисса и ее мать сидели навытяжку, высоко держа подбородок и глядя в пустоту за окнами экипажа. Между ними установился мир, но достаточно хрупкий.
Перед ними высился Зал Восходящего Солнца, и Элисса вновь ощутила себя ребенком, входя в его огромные врата. То был памятник старого мира, частично уничтоженный при Возвращении и через несколько столетий отстроенный заново первым Утренним графом.
Все слуги высыпали наружу к приезду Элиссы. Первой стояла мать Сорен, которая лет тридцать назад была ее гувернанткой. Элисса помнила ее как женщину грозную, властную, но на закате лет та выглядела маленькой и немощной.
– Мать Элисса, дорогая моя, добро пожаловать домой!
Сорен раскрыла объятия, и Элисса приникла к ней, крепко обняв в ответ. Сорен была строга, но матерью стала ей больше, чем Треша. В толпе виднелись и другие нетерпеливые лица друзей детства и любимых домочадцев. И эти люди стали ей ближе матери и старших сестер – последние повыходили замуж за местных баронов, когда она была еще ребенком.
– Я скучала по тебе, – сказала Элисса, а кучер помог Треше выйти из кареты.
Мать Сорен и остальные слуги мгновенно застыли и уставились перед собой. После этого Элисса с матерью двинулись в тишине вдоль сумрачной череды каменных лиц.
Вскоре они остались одни в приемном зале. Помещение было в точности таким, каким запомнилось Элиссе, – до стерильности чистым и душным от лектрического тепла. Мать Треша постоянно мерзла.
Помещение пустовало, но Элисса видела, что здесь только что побывали слуги. От чайника поднимался пар; сам он стоял четко посредине между двумя недавно наполненными фарфоровыми чашками. На стерильной мраморной столешнице красовались острова узоров из тонких сэндвичей и других кушаний на один укус.
Два хрустальных стакана образовали треугольник с ведерком для льда, тоже хрустальным. Над горлышком откупоренной бутылки райзонского летнего вина еще вился парок. Стаканы уже наполнили. На случай, если что-то понадобится, имелся до блеска начищенный серебряный колокольчик.
Элисса с улыбкой узнала руку главной служанки:
– Мать Кэть старше Сорен, а все еще мастерица и такая же невидимка.
– Слуги и должны быть невидимками, пока не нужны. – Треша сразу направилась к любимому креслу и села. На столике рядом уже стояло фарфоровое блюдо с любимыми сэндвичами графини и чашкой чая с молоком – несомненно, переслащенного. – Не хочу, чтобы они днем и ночью маячили перед глазами.
«Какая унылая, одинокая жизнь!» – подумала, но мудро промолчала Элисса.
Она потянулась за вином.
– Конечно, мне они рады меньше, чем тебе. – Треша взяла крошечный сэндвич, обернутый тонкой фальцованной бумажкой, чтобы пальцы остались девственно-чистыми.
Ела она как птичка, откусывая аккуратно и по чуть-чуть. Бумажка стоила больше, чем зарабатывали большинство слуг.
– Наверно, если тебе в тягость запомнить, как их зовут. – Сама того не заметив, Элисса уже осушила стакан и налила еще.
Мать вскинула брови, но оставила это без внимания.
– Я в курсе, как их зовут. – Треша скомкала бумажку. – Кто, по-твоему, платил им все эти годы жалованье? Но знаешь, что я скажу? Ты бросила на слуг не кого-нибудь, а родных детей. Почти на год.
– Так вот что тебя волнует? – ответила Элисса. – И что с того? Меня же ты оставила на слуг.
– И вот результат, – показала на нее Треша.
– Ты видела Марью и Арлена только за праздничным столом в солнцестояние. – Элисса ответила ровно, хотя уже закипала. – И вдруг желаешь, чтобы они, как ты выразилась, маячили перед тобой днем и ночью?
– Конечно нет, – огрызнулась Треша. – Но я знаю членов совета всех крупных школ. Я могла бы…
– Забрать их к себе ровно на столько, сколько понадобилось бы, чтобы сплавить в школу, – подхватила Элисса. – Ты их знать не хотела. Как и меня.
Треша взяла чашку и подула на чай. Элисса моргнула:
– Неужели стерпишь? В последний раз, когда я так заговорила, ты разбила о мою голову тарелку.
Треша вздохнула и сделала глоток.
– Тебе понадобилось много времени, но теперь ты мать. Я больше не могу обращаться с тобой как с дочерью. Подойди и сядь рядом.
Элисса подчинилась, и они немного посидели, словно вернулись в карету. Элисса потягивала вино и смотрела в одну точку, а мать молча уплетала миниатюрные сэндвичи. Элисса прикончила второй стакан и встала, чтобы налить третий.
– Я могу позвонить прислуге, – заметила Треша.
– Вина я и сама налью, матушка. Пока меня, как я сказала, растили слуги, я научилась всему на свете.
Элисса съязвила неосознанно, без умысла. Она походила на мать больше, чем хотела признать.
Чашка звякнула о блюдце – мать вышла из себя.
– Радуйся, что отца нет в живых и он не слышит, как ты со мной разговариваешь.
– Мне и не приходилось так говорить, когда он был жив.
– Понятное дело, отец был ниспослан Создателем, – рассмеялась Треша. – Как твой приемный сын. Как вестник, в которого ты влюбилась. Дорогая моя, неужели ты видишь Избавителя в каждом мужчине, к которому неравнодушна?
Элисса фыркнула, но после заметила на стакане узор и округлила глаза:
– Лучший хрусталь? Я думала, он только для визитов высочайших особ.
– Ты королевских кровей, – ответила Треша.
– Когда я вышла за Рагена, ты говорила иначе. – Элисса повысила голос до визга: – «Я отрекусь от тебя, если выйдешь за грязную дорожную крысу! Посмотрим, как тебе понравится купеческая жизнь!»
– Я этого не делала, – сказала Треша.
– Что? – Элисса поперхнулась вином.
– Я не отреклась от тебя, – уточнила графиня. – Никаких бумаг не подписывала, документов не оформляла. Ты представляешь, какой случился бы скандал?
Элисса едва верила ушам. Она посмотрела на стакан в своих руках. Третий допила или нет?
– Ты хочешь сказать, что все эти годы…
– Ты жила средь купцов по личному выбору, – пояснила Треша. – Чтобы вернуться домой, тебе было нужно лишь извиниться.
Элисса
