Мы расходимся. Я стараюсь копировать движения Утешителей. Хорошо ли? Долго ли я смогу притворяться роботом?
– Кто писал код для удаления памяти? – шепчу я, чтобы отвлечься.
Не сбавляя скорости, Матвей отвечает:
– Я.
Улыбка. Я слышу его улыбку. Как жаль, что сквозь маску ее не разглядеть.
– Увлекаюсь программированием. И техникой.
– Ты сын Оскара?
– Нет, мы вместе работаем.
– Над чем?
– Над прогами. Под заказ.
– Вы живете в том доме? Он очень… странный. – Задумавшись, я замедляю шаг.
– Как раз для двух задротов, – пожимает плечами изобретатель. – Да и вообще, кто бы говорил. У вас с Киром не лучше.
– Я там не живу.
– Знаю.
– Откуда?
– Оскар – надежный источник информации. – Его голос обрастает ледяными колючками. – Чего ты там копаешься?
Пока я моргаю, избавляясь от мрачных мыслей, Матвей скрывается за поворотом.
– Подожди!
– Ты слишком медлительная.
– А ты слишком прямолинейный, – огрызаюсь я.
– Спорить не буду, – сдается он. – Так что, допрос окончен?
– Ты прячешь лицо. Почему?
– Тогда и ты объясни, что произошло между тобой и Альбой. Вы избегаете друг друга?
– Поняла. Можешь не отвеча…
Нет, нет, нет. Унесите меня отсюда. Сотрите память. Похороните. Я едва сдерживаю визг, потому что вижу тот коридор, по которому мы, маленькие герои боевика, удирали от Утешителей.
Будто взрослые.
Нам с Матвеем остается пара шагов до кабинета, в котором решилась судьба Ника.
Я толкаю дверь – незаперто.
Вот она, палата из кошмаров. С ширмой и высокой кушеткой. Все комнаты для осмотра оборудованы одинаково. Никто не отличит эту от других.
Кроме меня.
– Шейра?
Я не слушаю – дотрагиваюсь до поверхности стола с колбами и… ножницами.
Тело щекочет волна мурашек. Здесь так же тихо, как и пятнадцать лет назад. Я возвращаюсь в прошлое.
Что бы случилось, если бы я не дернула рукой? Если бы не предложила друзьям сбежать? Кем бы я стала?
Сейчас стол мне по пояс.
– Шейра, нам пора. – На плечо ложится тяжелая ладонь.
Я касаюсь кончиками пальцев колбы и отчаянно мотаю головой.
– Он хотел с ней поиграть.
Этот безликий парнишка не знает, что разговаривает с тенью. Меня не существует уже пятнадцать лет.
– Нас могут засечь в любой момент.
Я протягиваю ему колбу. Пустую. Ту, которую не достала для Ника. Мне не хватило роста. Всего лишь роста.
– Он хотел… – у меня больше нет сил скрывать прошлое. Матвей будто чувствует, что с каждой секундой я исчезаю все быстрее.
– Нам лучше поторопиться.
Палата обнажает меня, снимает кожу, чтобы показать безликому парню, как я гнию. Эти стены беспощадны. А я боюсь вспоминать.
Беру ножницы. Холодные, блестящие. Чистые.
– Я его убила.
– Шейра…
– Я воткнула их ему в горло.
– Нам пора.
Ха-ха.
– И это все, что ты можешь сказать? – давлюсь я от хохота. – Просто «нам пора»?
Ноги не держат, но Матвей меня подхватывает. Ножницы со звоном ударяются о ледяные плиты. А тогда они упали тихо. Беспощадно тихо.
Здесь слишком ярко для лжи. И слишком холодно без кожи.
– Да, Шейра, нам пора, – цедит Матвей. – Мы до сих пор ничего не нашли.
Он тащит меня в коридор. Пытаюсь вырваться – бесполезно.
– А где презрение? Очнись!
– Нам пора.
– Ты сумасшедший! Вдруг ты отвернешься, а я воткну ножницы тебе в спину?
Он прижимает меня к стене.
– Ты не представляешь, какой я живучий.
– Проверим? – горько усмехаюсь я.
– Обязательно. Но потом.
Отстранившись, изобретатель окунается в спокойствие коридоров.
Я прощаюсь с комнатой. Ты убила нас в тысячный раз. И лишь во второй – наяву.
– Почему ты выбрал меня? Почему защитил? Я ведь не прошла квест.
Матвей замирает, но не спешит поворачиваться. Опускает голову. Стоит, уткнувшись взглядом в пол.
– Я же объяснил… – говорит он и замолкает на пару секунд. – В тебе есть потенциал.
– И все?
Я бросаюсь к нему с твердым намерением вытрясти правду, но он перехватывает мой локоть. Из-под белой формы выглядывает серый рукав.
– Ты… в толстовке? – изумляюсь я.
– И?
– Она серая. Серая. Как тогда, в магазине. Ты рылся в чипсах.
– Господи, Шейра! Да в таких полгорода ходит! – начинает злиться он.
– Но на твоей – пятна от крови. Как я сразу не заметила?
Матвей разжимает пальцы и опирается на дверь.
– И что? Карму у меня вычтешь? Давай, мне не жалко.
Ты проиграл, любитель чипсов. В блоке номер два нельзя лгать. Все всплывает, как шарики пенопласта. Все проявляется, как в рентгеновском кабинете. Сдавайся, силы неравны.
– Откуда кровь?
– Порезался.
– Зачем ты следил за мной?
– Приказ Оскара. – Он натягивает рукав утешительской формы. – Или ты думаешь, он рандомно[6] приглашал? Нет, он изучал каждого. Истории болезней, биографии…
– Биографии? Интересно, как много вы знаете?
– Самую малость.
– Не верю.
– Нам пора.
Матвей едва не бежит, а я боюсь догонять того, кто увидел меня без кожи. Да и окровавленная толстовка не дает покоя. Изобретатель все дальше. Я пересиливаю себя.
Мы вновь роботы – электризуем секунды молчанием. Миллионы секунд.
Останавливаемся на передышку у внушительного стенда.
План здания.
В горле трепыхается мотылек. Отделение не пустует. Здесь дежурят Утешители, и рано или поздно мы на них наткнемся.
– Гляди-ка, это же серверный зал. – Матвей рассматривает широкие железные двери рядом со стендом.
Я дергаю за ручку – закрыто.
– Без паники. – Он изучает датчик. – Автоматические. Попробуй-ка открыть пропуском.
Я прислоняю карту к экрану. Щелкает замок. Никогда не думала, что буду благодарна Карине.
Среагировав на движение, в зале включаются лампы. Бесконечными рядами тянутся серверы. Мерное гудение, море зеленых огоньков, столы с планшетами… От размеров этого помещения у меня кружится голова.
Сколько же больных в городе номер триста двадцать? Скольким он не прощает стремительное обнуление?
Сколько нас, проклинающих красный цвет индикатора?
– Какие люди! – разбивает тишину наглый смех. – Ни фига себе! Вот это комнатка! – На пороге появляется Ольви, а за ним – Альба.
– Ты не в музее, – шикаю я. – Как вы здесь оказались?
– Левое крыло меньше раз в пять. Там ничего интересного, – сообщает бывшая подруга. – Вот и решили найти вас.
Матвей садится у крайнего сервера и вставляет флешку. На экране грузится неизвестный мне код.
– Помочь? – неуверенно спрашиваю я.
– Расслабься. Пару минут – и пароли у нас, – потирает он ладони. – Ольви, постой в дверях. Свистнешь, если вдруг что.
Гуляя вдоль столов, я сталкиваюсь с Альбой. Чтобы избежать неловкого молчания, я сворачиваю в другую сторону, но ее голос – ровный, бесцветный – парализует меня:
– Шейра… Здесь кое-что о нас.
– Что?
Она отдает мне документ с печатью и подписью.
«Указ о госпитализации пациентов. Причина: планемия. Даты обнуления прилагаются».
Я бегло просматриваю список с фамилиями.
«Бейкер Шейра – 20.07.2135».
Чуть ниже нахожу и Альбу. Ее время «Х» на день раньше.
Мы превратимся в голодных монстров через две недели. Через четырнадцать суток я разучусь жалеть.
Разучусь… ненавидеть себя.
– Что нам делать? – всхлипывает Альба.
– Мы успеем, – хрипло говорю я, пряча документ в карман.
– А если нет?
Я ввожу в планшет свое имя – здесь тоже работает пропуск Карины – и удаляю всю информацию. Затем форматирую историю болезни Альбы.
Клянусь, Элла, я не опоздаю. Клянусь, на две недели я забуду о том, как быстро седеют волосы.
– А если нет, Шейра? – чеканит Альба.
– Не говори никому, – умоляю я.
Так я буду чувствовать себя нормальной. Буду спокойной, будто впереди меня ждет много дней. Мне не страшно. Я проживу их в перемотке.
– Ладно. Ты права.
Наша нить
