Сейчас я с ней согласна.
Я хватаю эклеры и мчусь домой.
– Элла, угадай, что у меня есть! – кричу я с порога.
Мне отвечает тишина.
– Элла?
Я мечтаю, чтобы раздался истошный писк звонка. Топот, голоса, что угодно. Лишь бы не гнетущее молчание.
Оббегаю комнаты – сестры нет. Да, да, она взрослая и гуляет, когда захочет. Но она всегда предупреждает.
Я переступаю порог кухни. На столе лежит записка: «Я на Игру. Буду в девять».
Что за Игра?
«Давай сходим. Пожалуйста!»
«Развеешься».
«Это все от депрессии!»
Отлично. Увлеченная собственными призрачными страхами, я забыла о нашем утреннем разговоре.
Прикрыв глаза, я опускаюсь на стул, и он жалобно скрипит под моим весом… Что?
Я вскакиваю и тянусь к оставленной на столе биомаске.
Элла вышла на улицу с открытым лицом.
С открытым. Лицом.
Я включаю планшет и набираю ее номер. Какие же длинные гудки! Из спальни доносится песня в жанре скримо[5], установленная на звонке у сестры.
Элла обрезала ниточки, оборвала мосты и забаррикадировала дороги. Не оставила мне ни единого шанса.
Ужас подкрадывается к сердцу, и оно отзывается: стучит, едва не проламывая ребра. Я ощущаю мир до боли пронзительно. Ноги несут меня на улицу.
Я обязана найти Эллу. Вот что пульсирует в висках. Вот что обжигает мышцы.
А если… Нет, забудь о плохом, Шейра. Ты не опоздаешь.
Мелькают дома и дороги. Я прыгаю взглядом с небоскреба на небоскреб. Элла упоминала какую-то стройку. Стройку, на которой должна победить.
Я застываю посреди центральной улицы. Монотонное движение подхватывает меня. Два шага в секунду.
Крик не находит выхода и превращается в слезы. Я прижимаю кулак к губам.
Думай, Шейра, думай!
Где в городе опаснее всего?
Ответ до смешного прост.
Там, где Эллу поджидают сущности.
Моя сестра отправилась на стройку, где обитают голодные и беспощадные существа. Люди, лишенные кармы.
Люди, не прощающие ошибок.
А если Игра заключается в том, чтобы выбраться со стройки не обнуленным, с зеленым индикатором? Если Элла не надела маску специально?
«Нынче модно по опасным местечкам шляться. Там подростков партиями вывозят. По сто штук. Вот дурные, да? Экстрима им подавай».
«Экстремалов» обезвреживают люди в белых костюмах и масках. Вчера перед пранком мы это обсуждали. Я помню. И до сих пор стою за черт знает сколько остановок до штаба.
Я будто просыпаюсь – расталкиваю прохожих, они ругаются, но это неважно. Два шага в секунду – слишком медленно, чтобы не умереть.
Глупая наивная девчонка! Во мне борются раскаленная злость и страх, всепоглощающий страх.
Как она могла так поступить? Как я могла не прислушаться к ней?
Я сажусь в кабину на неизвестном мне небоскребе. Еду в тысячный раз, но лишь сейчас понимаю, какой это нерасторопный транспорт. Клянусь себе, что теперь буду ездить на поездах.
Разбить бы экран управления, растоптать, выкинуть в окно. Если бы в кабине был водитель, а не компьютер, я бы заставила его выставить максимальную скорость.
Жарко. Струйки пота щекочут шею. Я задыхаюсь и начинаю подвывать. На меня косятся картонки-люди. Царапаю сиденье – лишь бы отвлечься. Пусть из моего запаса вычтут полметра… Или какой там штраф за мелкое хулиганство?
Наконец двери открываются. Остановка. Лифт. Долгие пятьдесят две секунды. Мне больше не нравится кататься в стеклянном цилиндре. Я его ненавижу.
И возненавижу этот город, если он украдет у меня Эллу.
Шаг. Еще шаг.
Еще тысячи шагов до того места, где решится судьба сестры.
Или уже решилась.
Я несусь мимо домов и заросших садов. Справа маячит штаб. Мне некогда звать Кира. Я впервые пойду на стройку одна.
Мы были там трижды, изучали поведение сущностей для пранка.
Эти твари иногда охотятся в городе, поэтому людям запрещено снимать биомаски на улице.
Я пытаюсь выровнять дыхание, но тело, словно проколотый шарик, сдувается.
Может, я ошибаюсь и Элла выбрала менее опасное развлечение?
Вскоре передо мной вырастают заплесневелые стены. Под ногами разбитые кирпичи, у зданий нет крыш – сплошные серые лабиринты. На дорогах желтеет засохшая трава. Тихо. Здесь всегда тихо.
Они любят молчать, когда нащупывают уязвимые места своих жертв.
Я скольжу пальцами по лбу. Биомаска скрывает лицо. Они не увидят главного – глаз.
Я мягко ступаю по заросшей тропе. Между сухими стеблями-иголками похрустывают камни. Колени пружинят. Я готова убежать в любой момент.
Или сделать так, чтобы убежали они.
Я отошла от штаба метров на четыреста. Этого мало. Нужно пробраться в сердце их логова – на арену разрушенного цирка.
Раз в неделю Утешители обыскивают стройку. Как по мне, редко.
Стены расступаются. Поздравляю, Шейра, ты прошла первый этап Игры. Правда, нечестно – с маской.
Трава и кусты обступают черный круг арены. Лет пятьдесят назад она была красной и сюда приходили дети, чтобы поглазеть на львов и смешных людей.
Что теперь?
Сюда приходят такие же дети. Приходят и отдают свои жизни сущностям – непонятно во имя чего.
Хруст.
Им надоело молчать. Они пришли за мной.
Я осматриваюсь: Эллы нигде не видно. Тварей тоже – прячутся. Готовятся к нападению.
– Шейра! – раздается за спиной до дрожи знакомый голос. Я рада, я безумно рада его слышать.
Я оборачиваюсь и молю небеса, чтобы волосы сестренки не оказались седыми. Чтобы ее море плескалось, а не спало подо льдом.
Вот ты где, Элла. Моя родная Элла.
– Зачем? – слетает с моих губ. Я едва сдерживаю слезы. – Вот… – Испуганная до чертиков, я забыла маску сестры дома, поэтому делюсь своей. – Тебе нужнее.
Но Элла не спешит становиться безликой.
Мне неуютно, будто с меня сняли одежду, а затем привязали к столбу на центральной улице.
– Успокойся, – качает головой Элла. – Игра не окончена.
Границы моего терпения постепенно стираются.
– Что не так?
– Игра заключается в том, чтобы добраться до арены и не обнулиться. Я последняя.
– Тогда где остальные?
– Вот.
Из-за стен появляются десятки седых подростков с белыми зрачками и гематомами. Маленькие, худые, но больше не добрые и не наивные. Больше не дети.
Мне хочется кричать, срывать голос, чтобы добраться до их сердец. Я уверена: чувства тех, чьи волосы больше не будут ни русыми, ни черными, еще теплятся в этих телах.
И, возможно, они позволят нам уйти. Совершат последний добрый поступок, прежде чем перемолоть себя в мясорубке голода.
– Пожалуйста… – шепчу я.
В городе, на улицах, дежурят Утешители. Появляется сущность – ее увозят в третий блок. Туда, где она никого не «съест». Только это бессмысленно. Обнуленные все равно сбегают.
Но кому нужна стройка? Люди в здравом уме сюда не суются. Кроме тех, для кого адреналин дороже жизни. Кроме тех, кто готов заплатить кармой за проигрыш в Игре.
На фонарном столбе, у арены, краснеет кнопка. Она подает сигнал Утешителям.
Если не нажму – они приедут через неделю.
Нас с Эллой найдут в понедельник, как раз тогда, когда мы, новые монстры, уже сойдем с ума от голода и забудем, что такое жалость.
Я плавно приближаюсь к столбу. Сущности следят за каждым моим движением.
– Надень маску, – умоляю я сестру и замираю от ужаса.
Элла отдает ее бывшим друзьям, а сама растет, худеет, бледнеет. Лицо