Волосы седеют. Зрачки покрываются белым налетом.
Передо мной не моя сестра. Я отдала биомаску сущности и добровольно согласилась обнулиться.
Дура.
Я знаю, как эти твари умеют обезоруживать. Как притворяются, копируют голос и внешность. И все равно попалась.
– Шейра, я здесь! – Ко мне бежит еще одна Элла.
Настоящая ли? Истерические всхлипы, трясущиеся пальцы, шрам на мизинце – в пять лет ей на руку упала железная игрушка-птичка… Она. Она!
Сущности скалятся. Ликуют. У них две жертвы. Первые жертвы, у которых они украдут здоровье.
Сестра жмется ко мне. Я прикрываю ее собой. Пара шагов до столба – и мы спасены. Утешители приедут быстро, вот только дождемся ли мы?
Над стройкой тянется едва заметная дорога. Одна. Странно не видеть паутины маршрутов.
– Давай я их отвлеку, – предлагает Элла.
– Не высовывайся.
– Это я виновата. – Голос дрожит. Она плачет.
– Не спорю, – мрачно хмыкаю я. – Приготовься.
Я нажимаю на кнопку. Арена тонет в тишине. Внезапно «недети» кидаются на Эллу. Я не успеваю ее защитить. Сущности выстраиваются в полукруг и шипят. Девчонка, одурачившая меня, подбегает к моей сестре. Из глаз этой твари к глазам Эллы тянутся нити.
Она ее ест.
Ко мне ковыляют две сущности.
Я вспоминаю об электрошокере – он слабый, но этого достаточно, чтобы их отпугнуть, – и хватаю за кисть девочку лет одиннадцати. Раз за разом умираю, причиняя боль ребенку. У сущностей от малейшего удара током на теле возникают гематомы, но у меня нет выбора.
Первая девочка испуганно отпрыгивает. Затем вторая. Спазмы в желудке не дают мне покоя – ужин просится на свободу. Я со всех ног несусь к маске. Сущности бросили ее неподалеку от арены. Успею.
Десять шагов в секунду. Вот, что мне нужно!
Я прыгаю и растягиваюсь на земле. За мной идут. Захлебываясь в песке и пыли, я продолжаю ползти к маске.
Пальцы касаются шершавого мягкого материала. Я отчаянно сжимаю наше спасение и поднимаюсь. Я вновь безлика. Вновь в одежде. И больше не боюсь маленьких монстров.
Элла не кричит. Ниточки с каждым мгновением тоньше, а ее лицо – бледнее. Сестра не шевелится – не может. Когда из тебя выкачивают столько кармы, мышцы становятся деревянными.
– Отпустите ее! – визжу я и бросаюсь к Элле.
На тросе появляется черная кабина. Крепление удлиняется и опускает ее к нам.
Я рада. Счастлива.
И мчусь к Элле, но кто-то бьет меня по голове. Я падаю. Хватаюсь за края реальности, только бы не выпустить из виду сестру. Сейчас я ничем не смогу ей помочь, но должна видеть. Я не потеряю сознание и не брошу ее одну наедине с этими тварями.
Утешителям остается совсем чуть-чуть, когда локоны Эллы начинают седеть – волосок за волоском, быстро, нестерпимо быстро.
Я воплю, надрываюсь, но ползу к ней.
А она как ни в чем не бывало смотрит на сущность, нагло выкачивающую из нее последние капли жизни. Методично и беспощадно. Для седой девчонки это – способ утолить голод на пару часов, а для моей сестры – конечная станция под названием «необратимость».
– Элла! – Я цепляюсь за ее лодыжку. Встать не получается. Мир танцует, а я не попадаю в ритм. – Пожалуйста, опомнись! Умоляю!
Элла ничего не замечает. В ней бурлит сомнение, но кокон слишком плотен, чтобы она смогла пробить его и разорвать связь между собой и сущностью. У моей любимой сестренки – седые локоны.
Они тебе не идут, Элла.
Из кабины выпрыгивают две безликие женщины в светлых костюмах – рубашках и брюках. Они безупречны. Идеальны. Одинаковы. Стройные фигуры, длинные ноги, сильные мышцы.
Движения Утешительниц резки и четки. Без лишней суеты они оглушают сущностей. По очереди, одну за другой, словно щелкают орехи, без жалости и сожаления. Они понимают, что перед ними не дети, и работают.
Маленьких монстров ждут палаты в третьем блоке. Им там даже понравится.
Головы Утешительниц пропитаны информацией о болевых точках, а сердца тверды. Со временем привыкаешь к сломанным судьбам. Вырабатывается иммунитет. Эти женщины разучились жалеть. И я не знаю, завидовать им или сочувствовать.
Сущности не сопротивляются – вялые удары не в счет. Они истощены и поэтому слабее людей. Без кармы так будет всегда, а восполнить ее после черного порога невозможно.
Не проходит и минуты, как Утешительницы побеждают. Седые дети без сознания. Теперь они не выглядят угрожающе. Они снова маленькие и наивные.
Связь между сущностью и Эллой тает, и сестра хрипло втягивает воздух. Я до сих пор сжимаю ее лодыжку.
– Все позади, – шепчу я. – Все позади…
Женщины смотрят на Эллу.
– Она не переступила черный порог, – убеждаю я сама себя. – Не успела.
Поднимаю голову, чтобы обрадоваться светлым кудрям, и сердце тонет в море ужаса. Моя сестренка опускает глаза. Белые глаза.
– Прости меня, Шейра. Мне… жаль. Не проболтайся родителям, хорошо?
Она будто не понимает. Будто не ощущает, что пересекла черту.
– Вставай, родная. – Она подает мне руку, но я пячусь.
Нет, это ложь. Я сплю.
Давай, Шейра, просыпайся. Просыпайся!
– Почему так светло? – хмурится Элла, поворачиваясь к Утешительницам.
О, сестренка, теперь ты всегда будешь видеть слишком ярко, слишком пронзительно. Чтобы не давать шансов жертве. Чтобы ни на миг не забывать, в кого превратилась. Ты наказана, как наказывают серийных убийц и маньяков. За что? За то, что проиграла.
– Мы ее забираем, – цедит одна из Утешительниц, а затем обращается к Элле: – Надеюсь, тебя не надо обрабатывать, как этих?
– Почему… – Сестра закусывает губу. – Почему так тошнит? И кружится все. Холодно. Мне… Мне плохо…
– Пойдем. – Женщина увлекает ее в кабину.
Вторая Утешительница переносит в салон безжизненных детей.
– Нет! Не надо! – воплю я. Сердце-молот стучит в каждой клеточке тела. Откуда-то появляется немного силы, и я трачу ее на то, чтобы вскочить. – Пожалуйста! Элла! ЭЛЛА!
– Я сущность? – одними губами спрашивает сестренка. Она спокойна, но мне ли не знать, что за тонкой корочкой льда – отчаянное пламя. – Шейра, не говори им. Хотя бы сейчас, пока они в командировке.
Элла переступает порог кабины.
– Да послушайте вы меня! – Я цепляюсь за плечо Утешительницы, поднимающей чумазого мальчишку. – Она не виновата! Она не хотела, чтобы так произошло!
– А они хотели?
– Нет, – хриплю я. – Разве это честно?
– Понедельник и пятница – дни открытых дверей. Блок номер три, отделение невиновных.
– Так нельзя! Нельзя! Отпустите ее! – Я пытаюсь ее ударить, но она перехватывает мой кулак.
– Вы тоже поедете с нами. Мы довезем вас до первой безопасной остановки.
Лицо Эллы не выражает ни грусти, ни страха, ни сожаления. Неужели она сдалась? Неужели смирилась с тем, что ее заберут? Неужели не поняла, что это… навсегда? На всю жизнь.
Я задыхаюсь. В голове ни одного убедительного довода.
Я – марионетка. Снова.
Что я скажу родителям? Как буду оправдываться перед собой? Мою сестру лишили жизни, счастливой и здоровой, а я не нашла в себе сил победить сущностей.
Я ненавижу себя дважды. За Ника и за… Эллу.
Из раздумий меня вытягивает писк. Он разносится по венам, превращается