Стук-стук. Стук-стук.
А дальше – тишина. Я ослепла, оглохла, заблудилась во мраке. Но мне все равно. Я вдвойне заслуживаю кошмары. Заслуживаю обнуление. Заслуживаю.
Глава 4
Что-то мягкое и теплое обволакивает тело. Мне приятно слышать тихие разговоры и шаги. Но…
Почему так болит голова?
В нее будто налили кипящей воды и встряхнули.
Я распахиваю веки и вижу белый потолок. Ярко, до чего же ярко.
Колышутся занавески, открыто окно, сквозняк хлещет меня по высунутой из-под одеяла лодыжке.
Что со мной случилось?
Силюсь вспомнить – не получается. Я в больнице. Почему? Как я здесь оказалась?
Я закатываю рукав кофты. На запястье зеленеет индикатор. Значит, дело не в нем.
Пытаюсь подняться – затылок тянет к подушке, невидимая сила вжимает меня в постель, и я не смею сопротивляться.
Набрать Кира? Или родителей? Но они в командировке, им лучше позвонить вечеро…
Стоп.
Элла. Сестренка.
Словно внезапно налетевшая темная буря, в мой рай врываются воспоминания. Спокойствие гаснет, словно вывеска магазина с рассветом.
Десятки седых макушек. Десятки мутных пар глаз без жалости и сожаления.
Я не спасла Эллу. Я отдала ее не Утешительницам – двум роботам в человеческом обличье. А ведь она не опасна.
Я встаю и понимаю, что кровать слишком высокая. Или мне чудится?
Соберись, Шейра.
И беги, беги, беги… Быстро. Чтобы забыть, чего заслуживаешь дважды.
Ноги совсем меня не держат, и я вынуждена опереться на кровать. Кипяток в голове превращается в раскаленный пар, я – в беззащитный комок слабости.
Громко выдыхаю и чертыхаюсь. Тело не слушается. Я падаю. Холодный пол пропитан запахом хлорки.
Я багровею от стыда: за мной наблюдает Утешитель – мужчина лет сорока с бородой, заплетенной в косичку.
– Куда вы собрались, Шейра? – Он поднимает меня и укладывает в кровать.
– Мне… пора.
Утешитель садится рядом.
– Пойдете. Когда подлечитесь.
– Что произошло?
– Вы почти обнулились.
– Как мне вас называть?
– Джон.
– Почему, Джон? Ведь я была в маске. – При упоминании о недавних событиях болезненно сводит скулы.
Он задумчиво чешет бороду.
– У вас планемия. Понимаете меня?
В детстве я слышала от родителей нечто подобное. А сейчас сжимаю кулаки и стискиваю зубы так, что вот-вот их сломаю.
– Вам нужно успокоительное.
– Нет, пожалуйста! – прошу я странным высоким голосом. Слова мне не принадлежат.
Не я контролирую тело – оно контролирует меня. Я ищу, за что бы ухватиться, и не нахожу. Руки и ноги танцуют в собственном ритме и тянут, тянут меня в пропасть.
Когда бешеная карусель разгоняется до отметки «потеря сознания», в вену вливается спасительная жидкость. Я расслабляюсь.
– Умница. – Утешитель выкидывает шприц в урну.
На тумбочке возле кровати загорается планшет. Джон читает.
– Не томите, – прошу я.
– Ваша карма не задерживается в организме. – Он смотрит на меня с сочувствием. – Сколько бы вы ни пополнялись, сколько бы благородных поступков ни совершали, она будет иссякать. Я подсоединился к вашему индикатору. – Утешитель показывает на планшет. – Вы больны с детства? Вас уже лечили?
– Да, – выдавливаю я. – В девять.
Но я ничего не знаю о том, что это за болезнь. Родители решили не предупреждать, что изо дня в день я балансирую на острие ножа. Наверное, именно об этом «рецидиве» шла речь в последнюю нашу встречу.
– И пятнадцать лет все было нормально? – удивляется Джон. – Такое случается из-за стрессов. А вы как раз пережи… – Он замолкает, видя, как я тереблю простыню. – Извините.
– Нет, продолжайте. Что с моей сестрой?
– Она в третьем блоке. Не волнуйтесь, там о ней позаботятся.
Я горько фыркаю.
– Вы в своем уме? Она будет жить среди убийц, а вы меня успокаиваете?
– У невиновных свое отделение. Там порядки помягче. Звоните ей.
– Отлично! – Я хлопаю в ладоши. – О другой судьбе для Эллы и мечтать нельзя!
– Уймитесь! – рявкает Джон. – Вашей сестре я не помогу. Зато вам – попытаюсь. Не мешайте мне работать.
Он прав. Я ощущаю это каждой клеточкой тела, но бессильная ярость отравляет сердце. Сестра в беде, а я слушаю бредни Утешителя, который не пережил и сотой доли того, что пережила я.
Щеки наливаются предательской теплотой.
– Что мне делать? – по-детски наивно спрашиваю я.
– Мы понаблюдаем за вами дня три. Проследим, с какой скоростью будет иссякать карма. Есть вероятность, что проблема уйдет. Но…
– …Я могу обнулиться? – Мне не страшно. Я даже получаю удовольствие от таких мыслей.
– Именно. Убедимся, что этого не произойдет, и выпишем. – Джон поднимается. – Скоро завтрак. Вы проспали целую ночь. Индикаторная батарея на нуле. Поверните запястье к солнцу, зарядитесь. Или вам понравилось терять сознание?
– Не смешно, – бросаю я, но послушно закатываю рукав и тянусь к ярким утренним лучам. Сегодня на удивление тепло. Даже сквозняк не сеет по коже ледяные мурашки.
– Я во втором блоке?
– Да. Реабилитация для людей.
…а не сущностей.
Как жаль.
– Можно воспользоваться планшетом? – Я уточняю скорее из вежливости. «Техника во всех блоках – бесплатная», – вещает Семерка с экранов Сети.
– Конечно, – говорит Джон и скрывается в коридоре.
Я тянусь к планшету. Пальцы не трясутся, и, кажется, у меня получилось бы встать, но эксперименты – потом.
Я захожу в Сеть. Ищу информацию о третьем блоке. Копирую контакты и набираю номер.
– Отделение невиновных. Чем могу помочь? – раздается высокий женский голос.
Я тереблю волосы.
– Мне нужна Элла Бейкер.
Молчание.
– Вы меня слышите? – шепчу я.
– Хм… Пациентка не хочет ни с кем разговаривать. Прошу прощения.
– Почему?
– Такое бывает с молодыми сущностями. Дайте ей время прийти в себя.
Прийти в себя.
Эта женщина не понимает, о чем просит.
Я отключаюсь. Ввожу номер, выученный еще в первом классе. Ответь, Кир. Преврати все в шутку…
Хоть это и невозможно.
Спустя сотни ударов сердца на экране появляется друг.
– Сова, ты где пропадаешь? – ворчит он вместо приветствия. – Я вообще-то жду.
– Странно. Я думала, с новой подружкой тебе некогда скучать.
– А чего это ты в больничной одежде? – С подозрением щурится он. – Случилось что?
Я до боли закусываю губу.
Просто успокойся. Просто объясни.
Просто уничтожь себя.
Из горьких мыслей меня вытягивает недовольный голос Кира:
– Сова? Ты там жива?
Нет. Я умерла еще вчера.
– Все хорошо, – глупо улыбаюсь я. – Тут такое случилось…
– Не пугай меня.
– Элла сбежала на стройку, – начинаю я.
С каждым словом Кир мрачнеет, а я исчезаю, разбираю себя по косточкам и все отчаяннее борюсь с желанием разрыдаться.
– Ты это. Держись там. Я приеду. Лады?
Мы прощаемся. Я вздыхаю и опускаю ступни на ледяной пол. Рядом валяются тапочки, но мне нужен холод. Чтобы очнуться. Чтобы вернуться в реальность.
Я поднимаюсь.
Мышцы бетонной тяжестью тянут меня ко дну. Я хватаюсь за тумбочку, а голова продолжает кипеть. Мне бы нырнуть в жидкий азот и не всплывать.
В коридоре много людей: Утешителей и таких, как я. Потерянных, слабых до тошноты.
Через пять дверей ядовито-белым светится вывеска столовой. Я не голодна, но сидеть в одиночестве не могу. Громкие голоса мешают думать. И пусть.
Здесь люди живее, чем на улицах. Они не в масках. Они – не картонки.
Все кружится. Я замираю у входа. Боюсь смотреть на индикатор. Какой он? Красный? Оранжевый? Зеленый?
Делаю шаг. Очередь к драгоценным пакетам с белой кашей тянется от самых дверей. Я становлюсь в конец
