– Что ж, спасибо, что не пырнула.
– Я не убийца, – сказала она жестко. – В тот раз… просто получилось.
Спорить Еська не стал. Кто он таков, чтобы судить. Вдалеке завыли волки, и так громко, что Щучка вздрогнула.
– Не бойся, не тронут.
– Здесь… все иначе. В городе понятно… в городе я не заблужусь, а тут… куда ни глянь – все одно… деревья и кусты. Кусты и деревья.
Еська кивнул.
Он прекрасно понимал, о чем она говорит. И сам, впервые в лесу оказавшись, растерялся. Казалось-то, что ничего сложного. Деревья. Кусты. Трава. Из зверья – волки, от которых легко на том же дереве спастись. А вышел за ограду поместья и… вроде шел-шел все время по прямой дороженьке, весь умаялся, а вышел вновь же к поместью, правда, с другой стороны. Там-то его и встретили.
– Отец не простил бы ослушания, но ему недолго осталось. И я решила пересидеть у… знакомых одних.
– Подвели?
Она дернула узким плечом и помрачнела.
– Отец седмицу уже как… и у меня дар… читала кое-что… мне сонную травку в суп кинули… а я… я многие травы на вкус умею различать. С отцом за столом сиживала… он учил. – Она говорила, старательно не глядя на Еську, будто и не ему рассказывала, но просто так.
И это тоже понятно.
Если кому-то, то выходит, будто ты на судьбинушку свою жалуешься. А жалобщиков на улицах крепко не любят. А вот просто так… бывает.
– Я и подумала, что это… не просто так… я легла, будто сплю… и послушала… а они… спорили… продать меня хотели… Звяг сказал, что родителям мужа моего… надо… они хорошо отсыплют… что рады будут… а в дурном доме ничего не дадут. Рожа кривая. И с норовом я.
Еська плечом повел.
Что сказать?
Там, на улицах, верить можно не всякому.
– Я ему жизнь спасла. Отец гневался, а я заступилась… и потом еще попросила… не отца, другого человека, который в ученики взял… и он мне был обязан…
Только забыл про это с легкостью. Или даже с радостью. Быть благодарным кому-то – тяжкий труд, не всяк с ним справится.
– Дверь заперли. Но мне что дверь… я умею… кое-что умею… вот и ушла… думала к тебе вернуться, но… в доме эти две… нелюди… и ждали еще… отец призвал.
Она шею потерла, прикрывая ладонью вспухший шрам.
– Злился крепко за самоуправство… но после сказал, что к лучшему… и он всегда слово данное держит. Велел отнести тебе.
Щучка вытащила из-под полы грязный пакет, запечатанный красным сургучом с оттиском крысиной лапы.
– Вот. – Щучка вновь дернулась, когда волки завыли, и на сей раз они явно ближе подошли. Этак если и дальше тут стоять, то и повстречаться можно. А выяснять, есть ли у волчьей стаи свой к людям интерес, Еська не собирался.
– Потом. – Он взял женушку за руку. – Идем.
– Куда?
– Туда. – Еська указал на заросли лещины, в гриве которой вот-вот должны были появиться зеленые шарики орехов. – Или у тебя другие планы?
Понурилась.
Нет у нее других планов. Она вообще слабо представляет себе, как жить дальше. И верно. Без защиты отыщут старые приятели, не столько, чтобы за свои выдуманные обиды отомстить, хотя и этаких найдется не один десяток, сколько желая угодить новому властелину подземелий. А уж тот наглую девку, надо полагать, не пощадит.
– Идем.
– Я… – Она потрогала щеку, на которой набрякло алым цветом клеймо. – Меня… там…
– И там, и тут… пойдем. С братьями познакомлю. Амулет сняли?
Кивнула.
– Слушай! – Еська ее просто поднял и подивился, что легка она. И вправду истощала на свободных-то харчах, этакую не то что волк – ворона утянет. – Их тебе бояться незачем. Они хорошие… местами…
Егор точно про клеймо молчать не станет.
Скривится.
И выплюнет сквозь зубы едкое словечко, а то и два, от которых Щучку в краску кинет. А у Еськи руки зачешутся в морду боярину дать. Емелька встрянет, утешая… и гнев вытянет. Рядом с ним гневаться не выходило никогда. Евстя промолчит, но выразительно, в кои-то веки с Егором согласный.
Ерема…
Еремы больше нет.
– Как ты меня нашла-то? – Девку упрямую он на плечо закинул, а та лишь пискнула сдавленно, но вырываться – уже за это спасибо – не стала.
– Так ведь обряд…
– Какой?
– Свадебный. Или уже позабыл?
Вот язык бы ей покороче, глядишь, и морда была б целой… ладно, с языком аль нет, но не волкам же ее бросать. Еще потравятся.
– Мы кровь мешали… и пробовали…
– Ну?
– Так ведь… мне как-то книга одна попалась, там писано было, что если ты чьей-то крови испробовал, то потом эту кровь можешь почуять хоть за версту, хоть за десять… хоть за сто…
Интересная, должно быть, книга.
– И я попробовала… сначала общее направление взяла, а потом… с Шаличей за вами шла… на броду оторвалась. Я с тобой хотела переговорить, а ты все время при людях… и амулет мой… работать перестал. Без него, сам понимаешь, показываться кому-то… ты опусти, я сама пойду. И сбегать не стану больше.
Вздохнула и добавила:
– Некуда мне.
Может, оно и так, да только, пока на плече лежит, Еське поспокойней будет…
Марьяна Ивановна сидела на завалинке, петлю с петлей перекидываючи. Пальцы у ней паучьи. Глаза холодные.
– И куда ж это вы, детоньки, хаживали? – спросила она голосочком ласковым-преласковым.
– Туда, – ответил Арей и на улицу указал.
Мол, домов премножество, выбирай любой, который по нраву.
Марьяна Ивановна только головой покачала с укоризной. Мол, могли б и прямо ответить, а не юлить.
– А вам не сказывали, что гулять поодиночке небезопасно?
– Так мы не поодиночке, – возразил Арей. И я кивнула. – Вдвойгу мы. Стало быть, безопасно. Ну, как тут вовсе безопасно быть могет.
– Шуткуешь все… гляди, дошуткуешься… а невестушка твоя сбегла.
Арей на меня глянул.
Нет, я не сбегла.
Стою вот.
– Другая невестушка. Царева которая. – Марьяна Ивановна едва петельку не спустила, отвлекшись. – Вот сидели девки смирно, а потом раз – и сгинули… и главное, кто их выпустил – не понять… за собой подчистил хорошо… умело…
– Намекаете, что я? – Арей за мою руку ухватился.
– Ну отчего намекаю? Я так и говорю, что тебе, дружочек мой, сие выгодно. Исчезнет девка в лесах, так сама, по своей воле… с тебя взятки гладки, не ты ее прогонял, не ты слово, царице даденное, нарушил.
– Арей со мною был.
– Так… – Она теперь на меня глядела. – Может, и был… может, вы вдвойгу их того… выпустили? И ведь найдутся, Зославушка, такие люди нехорошие, которые скажут, что не выпустили, а вывели болезных за ограду и…
Спицы лязгнули.
А я поежилась.
– Чушь! – Арей меня под локоток подхватил. – Спасибо вам, Марьяна Ивановна, за заботу да ласку, только… мы уж дальше как-нибудь сами.
– Сами так сами, – согласилась она, вязанье откладывая. – Ты ж у нас теперь высокого полету птица… и магик, и боярин.
– И вам что с того?
– Не загордися, Ареюшка… власть и сила голову кружат, а закруженную, ее и потерять легко. Печально
