– Мама! – Егор устал.
Ноги болели.
Он посмотрел: надо же, успел до крови сбить. И главное, что кровь эта в землю уходила, будто вода в песок. А мама не оглянулась даже, не говоря уже о том, чтобы остановиться.
– Мама! – Он бросился за ней.
Вот же, рядом совсем, руку протяни… он и протянул, забывши про достоинство боярское, в тщетной попытке ухватить маму за косу.
– Мамочка…
Коса выскользнула, что угорь, сквозь пальцы. Но мать остановилась.
– Мама… пожалуйста. – Егор не удержался, упал на колени.
– Встань. – Она повернулась к нему. – Не позорь меня и свой род.
– Мама, как же ты… ты ведь…
– Я умерла. И ты умрешь, если продолжишь валяться вот так. – Она наклонилась и провела пальцем по губам. – Совсем вырос…
Покачала головой.
А потом отвесила пощечину, от которой рот Егора наполнился кровью. Ее было так много, что он не выдержал и…
Его рвало на мертвую старуху, и это было отвратительно.
«С возвращением, – раздался в голове знакомый голос. – Видишь, мальчик, и я могу быть полезен».
Болело все.
Даже волосы. И зубы. Егор чувствовал их все, каждый ныл по-своему. И боль эта заставляла шевелиться в тщетной попытке найти такое положение, когда хоть что-то перестанет болеть.
«Ничего… пройдет… а что ты думал… такое заклятье – и без последствий? – Мор успокаивал».
– П-помоги…
«Нет, дружок, ты сам. Я ж как ни крути, а некромант. Вот помрешь, тогда и обращайся».
Егор засмеялся, но его вновь вырвало, желтой желчью.
«Вставай. Давай. Помаленьку. И уходим…»
Уйти?
Он скорее уползет… если сил хватит. Долго он вообще тут валялся? Солнце стояло высоко. Над мертвой Марьяной Ивановной мухи вились, иные и по лицу ползали, и смотреть на это было… мерзко.
Сил хватило, чтобы отползти в сторонку.
– А я маму видел, – пожаловался Егор. – Она меня прогнала.
«Повезло. Наверное, любила».
– Не знаю. – Он лег на спину, потому что так хотя бы дышать мог. Правда, каждый вдох давался с трудом, и с немалым, но Егор старался.
Если уж случилось выжить.
«Любит. – Мор ощущался рядом, но больше его присутствие не раздражало. – Мертвые если уж отзываются, то не всегда затем, чтобы живых по головке погладить. Мертвым быть… страшно. Первые пару сотен лет. Только и тянет, что отыскать тело какого-нибудь дурака, который поверит, будто, впустивши в себя чужую душу, благое дело сотворит».
Егор, значит, дурак.
Пускай.
Его больше не волновало, что о нем подумают. И вообще ничего не волновало. Он лежал, прикрыв глаза, и наслаждался теплом.
Солнце, казалось, прямо над головой повисло.
И парит.
И жарит.
– Почему она не в ирии?
«Сложный вопрос. – Мор, похоже, тоже пребывал в настроении благостном, если соизволил побеседовать. – Возможно, не заслужила. А может, не захотела… ты вот ее какой видел?»
– Она уходила. – Егору подумалось, что со стороны это выглядит сущим безумием. Лежит полумертвый парень и сам с собой разговаривает. – Я догнать хотел. Поймать, а она не позволила…
«Похоже, туда и уходила… а почему задержалась? Кто знает… может, определили ей послушание такое, чтоб отходила, грехи отмолила… что улыбаешься? Думаешь, если уж мать твоя, то безгрешна? Моя вот еще той тварью была…»
– Заткнись. Мама…
«Понял, святое… не издеваюсь. Завидую даже… если бы она… я бы, глядишь, другим стал… или не стал бы… но твоя… если не грехи, то обещание… ты ведь клялся, что найдешь убийц?»
– Клялся, – вынужден был признать Егор.
Полегчало.
Не сказать, чтобы вовсе и сразу, но зубы болеть перестали. Да и в голове чутка прояснилось. И силенки появились какие-никакие, которых хватило, чтобы сесть и содрать изгвазданный кровью и рвотой кафтан.
«Это ты не спеши, – сказал Мор. – Он у тебя со вплетенной защитой, пригодится. Вон, травкой почисти. Скоро тут жарко станет. Так вот, клятву ты дал, это вы, люди, с легкостью. Не понимаете, что такие клятвы душу обязывают. Она и осталась за тобой приглядеть… или помочь, как придет час. И помогла, да… без нее у нас вряд ли получилось бы…»
Егор содрал клок травы и принялся тереть темную ткань. Бессмысленное занятие, но ему надо двигаться, хоть бы и так.
«Правильно… вон, погляди туда… – И Мор, скотина этакая – его-то что держит? – повернул Егорову голову. – Да не на покойницу гляди… левее… вон, у ограды…»
Ограда поднималась серою грязной стеной из осклизлых бревен. Чего на нее глядеть-то? Но Егор глядел, потому что отвести взгляд ему не было позволено. Сначала он не видел ничего, кроме сизоватой, подсыхающей травы, из которой торчали зеленые сочные стебли крапивы. И только когда широкие листья дрогнули, будто кто задел их, Егор заметил крысу.
Огромную крысу.
Серую.
Но сквозь серый мех просвечивала лиловая шкура. Глаза твари были красны. Хвост – белес и длинен, да и заканчивался массивным закругленным шипом.
«Падальщики потянулись. – Мор заставил Егора подняться. – Осторожней, эти стаями ходят».
Крапива шелохнулась левее.
И правей.
А затем из колючего клубка малины выкатилась мелкая тварь, которая отряхнулась, задрала хвост так, что костяной шип навис над головой, и зашипела. В следующее мгновенье тварь взлетела на мертвую старуху и вцепилась в нее зубами.
«Живыми, к слову, они тоже не побрезгуют, тем более что души здесь остатки, а мясо их интересует постольку-поскольку… давай-ка назад. Медленно…»
– Ты…
«Пока останусь».
Егор кивнул. Странным образом присутствие Мора успокаивало. Крыс становилось больше. Они выползали, подбирались к телу, визжали, скулили…
Не обращали на Егора внимания, позволяя отступить.
Шаг, и еще.
Если придется бежать…
«Побежишь как миленький. – Мор оскалился. – Главное, правильный стимул, дорогой…»
– Почему ты еще здесь?
«Почему бы и нет? С вами интересно… не волнуйся, уйду. Материальное воплощение меня волнует постольку-поскольку… не останавливайся».
Крысиное море замерло.
И Егор застыл.
Если они кинутся… все разом…
«Руки расслабь. Чему тебя учили? Руки расслаблены. Сосредоточен… и вообще, посторонись…» – Мор не без труда потеснил Егора. И на ладонях вспыхнули темно-зеленые клубки заклятий.
Крысы двинулись.
Медленно.
Егор отступал. Тоже медленно.
Осторожно. Шаг. И остановка. И еще шаг. Второй и третий. Вновь остановиться.
«Вот так…» – Мор просто перевернул руку, позволяя темно-зеленому пятну упасть на землю. И, соприкоснувшись с темной травой, которая от прикосновения этого разом поседела, заклятье развернулось, превращаясь в сотню мелких пауков.
Сотня распалась на две.
И на четыре.
«А теперь бежим…»
Егор не видел, как столкнулись две волны.
В спину донесся визг.
И хрип.
И еще, кажется, кто-то звал его по имени, а может, кровь гудела в ушах. Главное, он бежал. Захлебываясь. Через силу. Благодарный Мору, что тот держит тело, потому что у самого Егора не хватило бы сил.
– Нападение! – Он выбрался к колодцу и упал на колени. Из глотки вырвался противный сип. – Нападение…
Егор не сомневался, что падальщики были первой волной.
Люциана Береславовна обошла Щучку кругом.
С одное стороны.
С другой.
Бровку приподняла.
– Даже так. – Клеймо она не могла не заметить. – Просто очаровательно… я, конечно, понимаю, что вы личность в высшей степени неординарная…
Сказала, что выругалась, Еська и тот покраснел, то ли стыдно ему стало, что
