ней.
Странная это была картина. Две бабы, только что собиравшиеся предаться греху, сидели над кроватью спящей девочки и чему-то глупо улыбались сквозь слезы.
Моя секс-миссия
В субботу вечером меня отвезли в город, на этот раз на новеньком джипе. Гувернантку отпустили на первый выходной.
Казалось, что я прожила где-то целую жизнь, причем, скорее всего, на Марсе. Я видела снежных людей, беседовала с жителями Атлантиды. Знаете, что интересно? Они все меня хотели, простую земную девушку. Я видела золотые вещи, которыми запросто пользуются в быту, словно это самые дешевые предметы, просто до них дотронулся проклятый богами царь Мидас. Я видела воплощенные мечты миллионов россиян, которые, можно сказать, валяются там под ногами.
Мне предлагали деньги и за то, что я очень хорошая, и за то, чтобы я стала очень плохой. Но что приятно сознавать – жители олимпийских золотых чертогов меня не получили. Я им не досталась. И они не растерзали, не растоптали меня, не сбросили с Олимпа. Они признали за мной право свободной… вещи. Да, я была для них каким-то феноменом. Забавной, заводной вещицей, которую можно взять в руки, завести ключиком. Но тут же она выскакивала из рук и убегала куда-то под диван. А от этого ее опять хотелось брать в руки и заводить.
Бандитов я уже не боялась. У меня была четкая инструкция от начальника охраны Сан Саныча, между прочим, классного мужика. Я должна была показать им его визитку и кое-что, не совсем мне понятное, но от этого еще более сильное, сказать на словах. Поэтому я не просто не боялась – наоборот, мне даже хотелось, чтобы эти образины повторили свой наезд. Люблю смотреть в человеческие лица в пограничной ситуации, когда ветер резко меняет направление, когда трещат мачты и рвутся паруса и проявляется внутренняя суть человека. Вот он, человечек, тот же, да не тот – совершенно другой.
В воскресенье утром я, конечно, созвонилась с Наташкой Солохой. Назначила встречу у японского ресторанчика.
Наташка обрадовалась мне так, словно рекомендовала меня не в гувернантки, а на турецкие галеры. Схватила меня в охапку и потащила в какую-то недорогую кофейню за углом.
– Солохина, – сказала я ей назидательно. – Почему мы встретились у японского ресторана? Думаешь, это самое удобное место для встреч в нашем городе? Ты – самурайка вообще? Или ты – то самое, что они своими палочками едят?
– Чернова, неужели ты хочешь пригласить меня сюда? – спросила очень догадливая Солоха, а потом издала такой боевой клич, от которого у борцов сумо затряслись бы их толстые поджилки и развязались их жуткие повязки.
– По-моему, – сказала я Солохе, когда девушка азиатской внешности, но вряд ли натуральная японка, проводила нас за самый живописный столик совершенно пустого ресторана, – настоящая Япония – это не когда тебя возят физиономией по грязному ковру…
– по татами… – поправила меня Солоха.
– …по грязному татами, что еще хуже ковра. Настоящая Япония вот тут – в брюхе. Большинство предпочитают набивать это место пищей, а чокнутые единицы вспарывают его мечом. Ты за большинство, Солохина?
К нам подошла официантка, опять же поддельная японка, и мы заказали себе, дурея от экзотики, этих самых знаменитых суши, черной лапши, темпуру, салат из водорослей, рисовой водки… Нас долго держали на поводке и вот отпустили. Мы, что называется, сорвались. Две тощие борзые, сделавшие заказ, превратились в парочку ротвейлеров.
– Не надо меня путать, Чернова, – говорила Солоха, клюя и роняя черную лапшу неудобными палочками, прямо как орел из стихотворения «Узник». – Каждый идет своим путем – «до». Я предпочитаю «дзю» – «мягкий».
– Это на этом «мягком пути» тебе устроили приученный вывих плеча и пластинку в колене? Наташка, не понимаешь ты Японии. Ты бы хоть язык японский выучила, а то знаешь только «татами», «дзюдо» и «харакири». Сейчас бы сделала заказ на языке кухни, нам бы, глядишь, скидку сделали.
– Ты лучше расскажи, на какие деньги мы сегодня гуляем? – перебила меня Солоха. – Неужели там платят вперед? Подожди! Сама угадаю. Ты стала любовницей самого Поливанова? Или ты его ограбила и смылась?
– Нет, дорогуша, это я иду мягким путем, а не ты. Никого я не грабила, ничьей любовницей не стала. Гуляем мы на мою премию. Не поверишь, я получила ее за одну букву русского алфавита, вернее за один звук. А что касается любовницы…
Я рассказала Солохе про конкурс «Папа, мама, я – сексуальная семья», опуская, правда, некоторые особо щекотливые моменты.
– Получается какой-то детектив, – сказала Солоха, задумчиво пережевывая японскую пищу и иногда меняясь в лице от необычных вкусовых ощущений. – Только в этом сюжете всех волнует вопрос не «кто убил?», а «трахнет ли кто-нибудь главную героиню или нет?»
– Я бы поставила вопрос по-другому: сможет ли она использовать ситуацию, когда ее, наконец, используют?
– Я так понимаю, героиня для себя все решила и следующая серия будет состоять из постельных сцен? – с придыханием спросила Наташка.
– Так я вам и рассказала. Покупайте спутниковую тарелку, подключайтесь к нашему эротическому каналу и смотрите. Но в рекламном ролике обнаженная героиня купается в розовых водах отраженного в озере заката. А вообще, Наташка, у меня есть маленький ангел, которого я очень люблю, которому отдаю самое хорошее, что только во мне есть, – призналась я. – Может, за это мне многое простится…
У дядюшки Якова
Я распрощалась с Солохой, сославшись на неотложное дело. Дело было действительно неотложное и очень трудное. Я хотела купить игрушку Дианке.
Есть такой рассказ у Леонида Андреева. Маленького мальчика через суд отбирают у приемных родителей и возвращают к родной матери. Из богатого дома, из достатка, даже роскоши, он попадает к бедной, замученной постоянной нуждой, женщине. Мать покупает ему какие-то копеечные игрушки. Картонную лошадку, тряпочную обезьянку… «Хорошие игрушки», – говорит мальчик и равнодушно кладет их в сторону. «Не понравились», – произносит бедная женщина и плачет. «Не понравились!» Тогда мальчик трогает ее руку в старенькой заштопанной перчатке и говорит, что он просто уже не играет в игрушки, а читает книжки. Он просит ее не плакать, обещает, что будет любить ее и предлагает почитать ей вслух свою любимую книжку.
К чему это я вспомнила? У Дианки было все, все игрушки мира, как в сказке «Цветик семицветик», притопали, приехали, прилетели в ее детскую. Любая игра, любая кукла, стоило ей только увидеть ее по телевизору, в журнале, даже в своем воображении, заказывалась, упаковывалась и немедленно доставлялась. Что могла я ей купить? Что могла я найти в наших игрушечных магазинах, забитых разноцветным китайским барахлом? Чем могла я порадовать девочку-ангела с открытой всему доброму и волшебному душой?
Полтора часа ходила я по игрушечным отделам универмагов и специализированным магазинам, зверея от азиатского ширпотреба. Поднебесная империя плевала сверху в русскую душу, не забывая заглядывать оттуда в наш карман. Я ненавидела китайское экономическое чудо и нашего отечественного производителя. Если бы мне разрешили стрелять в них, хотя бы из этого игрушечного пистолета, я предварительно сняла бы с пластмассовых пулек резиновые присоски.
Я была близка к отчаянию. Оставив надежду найти что-то стоящее в магазинах, я просто шла по улицам и переулкам города наугад. Обходила строительные заборы, переходила на солнечную сторону, перешагивала через какие-то трубы. Преодолевая одно из таких препятствий, я больно ударилась коленкой о торчащую арматурину.
Где-то я читала, что идеальная женская коленка похожа на личико младенца. Прямо на глазах правое личико младенца превратилось в какую-то бандитскую морду. Мною овладело глубочайшее чувство заброшенности в этом странном неустроенном мире. Я оказалась со своим распухшим коленом вдалеке от транспортных магистралей, маршрутных такси и садово-парковых скамеек.
