Про любой вуз человек загнул, конечно. В Петропавловске – верю. Во Владике – возможно. В Новосибе – ну… очень сомневаюсь. В Москве и Ленинграде – в лучшем случае «посмотрят». Про элитные заведения вообще молчу. Для МГИМО такая бумажка лишь повод похихикать над наивным провинциалом. То, что мне обломали перспективный путь, весьма грустно. Что бы я ни говорил на совещании, шансы, если не на союзные, то сибирские соревнования у меня были. А значит, перспектива стать кандидатом в мастера спорта оставалась. Через два года в Москву, молодому кандидату не сложно было бы пристроиться в команду. И тут открылись бы серьезные возможности, вплоть до заграничных соревнований. Но имеем то, что имеем. Хотя маленькая лазейка осталась. Пистолет! Он не очень популярен. Достать короткоствольное оружие трудно, это не мелкашка, которая в каждом охотмаге валяется, потому участников мало. А среди школьников так вообще единицы. Уточнил у Никиты Захаровича, тот пообещал, что соревнования с пистолетом мои будут.
Окончательно решено, что 22-го числа я улетаю. 25-го должен отметить командировку на ВДНХ, 6 октября закрыть ее и 10-го вернуться в поселок. Хотел уговорить поехать со мной дядю Витю, пообещал на юге ему отдых устроить. После болезни самое то, в бархатный сезон погреться на солнышке и витаминов поесть. Однако узнал, что в свое время он получил десять в бородку и пять по рогам. То есть десять лет отсидки и пять ограничения проживания. Уехать без разрешения не может. Заодно выяснил причину бедной обстановки в комнате. Дядя Витя до сих пор выплачивает деньги по гражданскому иску. Уже немного осталось, месячишко – и сумма будет закрыта. Да не один он такой, тут многие платят по старым счетам.
От отчима заяву приняли. Оказалось, на его приятеля уже несколько поступило. Две дали прочитать для сверки. Одна от разнорабочего партии, который нашел самородок, но не слышал, чтобы про него начальству сообщили. Помимо прочего, за золото премии выписывают, а ему ничего не перепало. Вторая от поварихи. Там написано, что, находясь в палатке, она услышала разговор на улице. В разговоре гражданин Сухотин С.В. обсуждал с гражданином Ажанбековым Г.Г. кражу социалистической собственности. Они решали, кому можно продать самородок весом около двадцати граммов и как кинуть дурочку Вовке Мелкому, чтобы скрыть недостачу.
Оно понятно, общий вес шлиха тяжело подделать, учет золота ведет помощник, и он каждый день по рации сообщает в экспедицию данные. Радиограммы отменить нельзя, а листок из маршрутной книжки с записью про самородок вырвать как нечего делать.
Отчима больше всего возмутила кликуха Мелкий.
Компетентные товарищи вежливо, хотя несколько разочарованно, поблагодарили за сигнал, однако попросили ничего не предпринимать. Дело ясное, менты пасут пассажира. Выясняют, кто примет золото, кто еще в теме. Парторг тоже был в курсе, благодарил сердечнее, ибо в отце был уверен и даже за него поручился. А раз батя честно, по-партейному, сообщил про случившееся кому надо, значит, по праву носит партбилет. Лучше было бы сразу сообщить, ну да проверить сигнал – дело святое. А вот некоторые, пока не будем называть фамилии, знают уже неделю, но и не думают информировать!
Двадцать граммов стоит… пусть по максимуму… двести рублей, меньше половины летней месячной зарплаты разнорабочего в партии. А сядут минимум двое года на два-три. Кому оно нужно?
Когда ездил в райцентр за документами, дал телеграмму в Туапсе, чтобы меня ждали. На нашей почте сильно удивились бы, что я подписываюсь Мишей.
Отчима зовут 25-го в Питер на три дня с отчетом, он берет маму – погулять, в театр сходить и вообще развеяться. Дарю каждому по книжечке бон на двадцать пять рублей. Где «Альбатрос», пусть сами ищут. Велю мне ничего не брать, сам себе нужное куплю на обратном пути, а это им вместо подарков с материка. Родители сильно удивлены, но рады. На логичный вопрос «где взял?» сами ответили. Решили, что это награда за чемпионский титул. Я с собой сотню бон тоже прихвачу.
Летчику дам червонец рублями, чтоб на кармане лежало, пока я в отъезде.
Вечером дядя Витя вдруг позвал меня к себе и начал разговор. Спросил, чем буду заниматься в Москве. И тут старика как прорвало: стал рассказывать про свою жизнь на воле и в тюрьме. Про родню в Калинине, там у него оставались мать и брат. Погоняло Калина он получил по названию родного города. Последний раз и надолго Калина сел из-за брата. Подробности не озвучил, но было ясно, что обида на родню никуда не делась.
Первый раз человек попал в камеру из армии в 1946-м по подозрению в соучастии в темных делах высокого начальства. Он и рад был бы в чем-то сознаться, но совершенно не представлял в чем. «Как меня били!» – с тоской вспоминал он. После допросов следователь понял, что выбить признание можно, а реальные сведения нет, потерял интерес и перестал допрашивать.
Следствие длилось больше года, затем без всякого суда несостоявшегося свидетеля выгнали из тюрьмы и наскоро демобилизовали. Однако за время, проведенное в камере, дядя Витя завел фартовых друзей и пошел с ними по кривой дорожке. Так из полкового разведчика-гвардейца получился скокарь-медвежатник.
Следующий раз, в 1951 году, его посадили всерьез, но в 1953-м случилась амнистия. В 1955-м он опять сел, 1960-м еще раз и до 1968-го сидел, пока не вышел по УДО.
Умный человек с золотыми руками! Почему он не смог устроиться в мире? Не знаю. Но уж точно не мне учить его жизни. И не мне осуждать его.
В разговоре получил совет съездить в Калинин:
– Адресок дам. Спросишь Василия, покажешь ему мой нож и скажешь: «Калина прислал за пояском[44] и долянкой»[45]. Именно
