Одновременно готовится еще одно блюдо. Внутренности уже разобраны. Гусиная печень уйдет маме на паштет, пупочки, сердца и остальное отваривается почти до готовности. Потом режется на кубики, размером с ноготь мизинца. Туда, понятно, соль, перец, по возможности, рубленые яйца, гусиный жир, немного мучки, пассерованной до золотистого цвета. Масса перемешивается и отправляется в гусиные шейки. Точнее, снятую с шеи гуся кожу. Одна сторона должна быть уже зашита, после набивки зашивается и другая. Шейки на сковородку и в печь. Время от времени поливается выделившимся жирком и переворачивается. Главное, смотреть, чтобы не лопнули. Когда они раздуются от важности происходящего в них процесса, можно аккуратно проткнуть вилочкой.
Готовы шейки будут много раньше гусика. Тут их надо достать, удалить нитки, переложить на блюдо получившиеся колбаски и порезать кругляшками. На срезе виднеется красивый узор. Про него можно было бы поговорить, но истекающие слюной взрослые ждать не намерены. Они быстро хлопают по рюмке ледяной водки «под дичь» и набрасываются на шейку. Почти без передышки следует вторая рюмка, и все! Говорить не о чем! От томных, истекающих соком и жиром, колбасок остались воспоминания и потеки на блюде. И те корочкой хлеба подбирает дядя Вася и под третью отправляет в рот.
Как можно быть таким нетерпеливым?! Думал, хоть одна колбаска на завтра останется, чтобы на завтрак попробовать ее холодной. Но я уже привык к ударам судьбы… Готовить научился в прошлой жизни лет в двадцать, до того кулинарные таланты не проявлял, разве только кофе варил. Потому сейчас мои были в шоке, как такую вкуснятину учудил.
Катька с родителями тоже была. Они сразу вписались в компанию. Кислая капуста у тети Тони вообще выше всяких похвал. Острая, хрустящая, правда, еще не мороженая. Зимой в сарае капуста в бочках замерзает и, оттаяв, становится менее вкусной. Котенок рвался помогать с гусями, но я не разрешил. Зато, когда они в горшке дошли, лично разложила куски по тарелкам. Народу понравилось, но всех гусей не осилили, кое-что на завтра осталось, чай, не пустой стол стоял, закусить было чем.
11–14.09.72
На следующей неделе мне опять лететь в Питер. Теперь на областные соревнования по стрельбе среди школьников. Перед отъездом устроили проводы.
Нас с Котенком посадили рядом. Мама наклюкалась и громким шепотом высказала идею:
– Вы с Катюшкой такая хорошая парочка! Как вернешься, давай мы вас как будто поженим? Понарошку…
– Пить надо меньше! – был смысл моего ответа.
Семья Мальцевых услышала разговор, и датый папа Кати поддержал мою маму.
Дочка же его заявила:
– Мы лучше подождем до восемнадцати и поженимся по-настоящему.
Моего мнения на эту тему даже не спросили. Не! С Котенком хорошо и приятно, но, видать, надо будет расставаться.
Коля Ким, отец одноклассника, перед самолетом меня поймал и очень информативно сказал:
– Оннако… вот, – и сунул конверт.
– Это кому? – интересуюсь я.
Ким горестно вздыхает.
– Колька сыпко дулак оннако. Моя ему билет покупай. Он домой лети. Мало-мало сыпко дулак. Оннако помокать нузно.
– Где я его найду? В общежитии?
– Оннако нет, – опять вздыхает огорченный родитель. – Аилополт спит. Тли дня, оннако. Ачайваям кулять путем.
Я понял, что Колян попал в какую-то историю, живет в аэропортовской гостинице и ждет билет для возвращения в поселок, чтобы с отцом зачем-то поехать в Ачайваям. Ну да ладно, часа через три все узнаю подробно. Не узнал. Хотя Колян встречал сразу у выхода с летного поля. Отводил глаза и отмалчивался. Настаивать не стал, неудобно. Захочет – сам скажет, но, видать, дело серьезное.
Чемодан сдал в камеру хранения, потом без документов и почти без денег, но с «вальтером» под мышкой и четвертинкой золота в рюкзаке встречаюсь с Диной Моисеевной. Никаких такси, только автобус, и мы в Петропавловске. Еще один перегон, и вот гостиница «Авача».
Благообразный старичок в шляпе и с тросточкой вежливо здоровается с моей спутницей, берет меня под локоток и ведет внутрь.
Единственное отличие от любого другого гостиничного номера – механические лабораторные весы в центре стола. На них стоит наполовину заполненный водой большой химический мерный стакан. Его быстро уравновешивают на весах, записав точный вес на лежащий здесь же листок бумаги. Подаю свою бутыль. Печать внимательно разглядывается и, видимо, узнается. Быстро и ловко снимается сургуч, затем вытаскивается пробка. Содержимое бутылки пересыпается в стакан, резиновой грушей выдуваются оставшиеся пылинки. Фиксируется новый вес и новый объем. Старичок спрашивает:
– Молодой человек знает вес золота?
– Молодой человек знает, что такое плотность.
Мне пишется цифра. Я согласно киваю. Стакан с содержимым снимается с весов. Устанавливаются гири, согласно заявленной цифре. На другую чашку по десяткам ставятся монеты, шестнадцать десятков и еще одна. На столе появляется коробочка с пробирным камнем, набором реактивов и образцов.
– Молодой человек умеет определять пробу?
– Молодой человек умеет определять пробу.
– Молодой человек будет проверять?
– Молодой человек вам верит.
– Тогда набор для определения пробы молодой человек получает в подарок. Быть может, у молодого человека будут не такие доверчивые знакомые.
Еще получаю шкатулку с полукруглыми канавками под размер монет. На дно кладется бархотка, и в лунки перекладываются кругляши по полсотни штук в один ряд. Не до конца заполненный ряд дополняется раздвижным цилиндром из пластика. Еще одна бархотка ложится сверху, крышка шкатулки опускается и защелкивается на замочек. Шкатулка с монетами и коробочка с пробниками кладутся в брезентовую сумочку и вручаются мне. Сервис на высоте.
– Молодой человек доволен?
– Молодой человек рад.
– Молодой человек еще имеет ко мне интерес?
Прозрачный намек на желание купить еще. Я бы и шкалик
