Уже через полчаса лифт опустил меня вплоть до темной слегка колеблющейся поверхности океана, открывшейся в искусственном ледяном гроте.
– Еще раз проверьте по датчикам и интракорпоральным счетчикам – все ли в порядке, – распорядилась сестра Евпраксия.
Мы были на нижней кромке ледяного покрова Европы, в скафах, рассчитанных на давление в двести атмосфер, наши легкие вентилировала кислородсодержащая фторуглеродная жидкость. Только что я получил сообщение из Царьграда – должен прибыть туда к началу Земского собора. Оно было с указанием моих имени-отчества-фамилии, воинского звания и личного молекулярного отпечатка – значит, точно касается меня. Однако ж решил заняться пока более неотложными делами. Что может быть неотложнее, чем обезвредить пакость, которая поднимается из океанской пучины к ледяной коре юпитерианского спутника, в которой закрепился наш город? Ополчение Ляпунова-2 думало, что отбило атаку, но несколько пиявок-пенетраторов не только прошили насквозь обитаемую полость, они достигли вод подледного океана Европы и ушли в неясные глубины. Теперь гидроакустические антенны Роскосмофлота показывали странную движуху внизу – как будто даже изменение рельефа дна.
– Погружение, с Божьей помощью, – скомандовала сестра Евпраксия.
Я соскользнул с платформы в черную как будто маслянистую жидкость, внешне более похожую на нефть, чем на воду.
Мы уходили вниз с помощью гидрореактивных буксировщиков, кроме меня – еще двое. Сестра Евпраксия, как же без нее, и лейтенант Роскосмофлота Литке – у него шеврон точь-в-точь как моя тату, якорь с лапами-звездами.
На глубине 1200 лейтенант, благодаря навешанной на его шлем гидроакустике, первым заметил это…
– Снизу поднимаются тела, крупные, диаметром по 10 метров.
А потом мы увидели их во всей красе и без гидролокаторов.
Внешне – как большие шары, всплывают целым стадом.
– Обитатели пучины, гипотетические до сего момента, в просторечии е-медузы, да еще в таких товарных количествах, – сказал лейтенант; хотя мы переговаривались при помощи текстовых сообщений, я ощутил его восхищение. – Несколько раз флотские гидроакустические буи как будто засекали их, но никогда не было дополнительного подтверждения, что это не помехи.
Теперь они проплывали рядом с нами. Их оболочки выглядели твердыми, и лейтенант рискнул дотронуться до одной из них – е-медуза и усом не шевельнула – действительно, ни гнется, ни мнется. Встроенный в мой шлем спектроскоп показал, что оболочка е-медузы состоит из силикатов. Они к тому же были прозрачными как пузыри, а в студенистой массе, заполняющей их, виднелись какие-то включения – внутренние органы или то, что съедено на обед?
– Если они так торопятся наверх, значит, на то есть веская причина, – заключила сестра Евпраксия.
– Я за то, чтобы подождать причину здесь, – отозвался я.
А вот и она. Следом за е-медузами, догоняя их, поднимались вроде как клубы дыма. Но они были настолько плотные, что напоминали не слишком оформленного, однако огромного Левиафана.
– Ну что, лейтенант, а этого ваши буи еще не засекали?
– Всплываем, живо, – скомандовала сестра Евпраксия.
Это хорошо, что мы использовали жидкостное дыхание и подниматься можем шустро. Но Левиафан делал это еще быстрее. Одна из его «псевдоподий» догнала е-медузу, и она вмиг исчезла, как будто моментально была расщеплена в молекулярный хлам.
Теперь понятно, что пробудили пенетраторы-пиявки Альянса на дне океана – спящие формы местной жизни.
Каждый седьмой прилив в этих краях особо мощный, приливный горб ломает лед иногда и на несколько сотен метров. Правда, бывает, что не седьмой, а девятый – волна Россби.
Сестра Евпраксия с готовностью сообщает, что следующая волна Россби сегодня в пять вечера по базовому времени.
– Остается только молиться, чтобы она не дошла вместе с этой мерзостью до города.
Альянс все рассчитал верно, в девятом приливе вода энергичнее, теплее и солонее, она размывает и взламывает крупные массивы матерого льда – и карабкается далеко верх по трещинам ледяного покрова. На этот раз волна Россби закинет наверх едкого Левиафана.
– Нет, не только молиться, – я увидел плывущего навстречу мне робопса, сейчас похожего на дельфина. – Вы бодро поднимайтесь, сестра Евпраксия, и лейтенанта с собой захватите. А мы с Бобиком попробуем что-то изменить, многолюдность же в этом деле не поможет. У меня с монстрами, даже инопланетными, особо теплые отношения. И, кстати, я – старший по званию. Это я персонально вам говорю, господин лейтенант; будете геройствовать в другом месте и в другое время.
Наконец сестра Евпраксия кивнула. Сказала, что Он никогда не оставляет нас, если мы только не оставляем Его, и отправилась с недовольным лейтенантом Литке наверх, а я со своим псом – вниз.
Надо было пробить глубину насколько возможно. Пенетраторы Альянса, достигнув дна, пробудили местную жизнь, европейский бентос, подпитав ее энергией радиоактивного распада. По тем параметрам, что показывала гидроакустика и спектроскоп, она не представляла собой ни многоклеточные организмы, ни даже одноклеточные. Более всего эта жизнь напоминала сложные кремнийорганические молекулы. И эти молекулярные организмы, похоже, вполне способны к таким проявлениям жизнерадостности, как потребление, репликация и самоорганизация. Это предполагало постоянный обмен сигналами между особями в высокочастотном диапазоне. Должны же умные молекулы как-то взаимодействовать между собой, договариваться или получать приказания. Но электромагнитного фона не было; они общались, не расходуя энергию на передачу сигналов.
И тут заглох мой буксировщик – кажется, умные и вредные молекулы добрались до него; я остался с самим собой на слишком опасной глубине. Куда-то запропастился и робопес. И правильно, это дело для меня одного.
Уже привычным усилием помещаю себя в центр мира. Поначалу мне невероятно одиноко – я даже не могу вздохнуть от ужаса, вокруг меня только тьма, холод и ненависть, но потом вспоминаю слова сестры Евпраксии, что Он – рядом со мной, если я не закрываюсь от Его энергий. И я заставляю мир дышать вместе с собой. Вижу искорки хроноквантового конденсата, исходящего от меня. Левиафан пока не дается мне, расплывшись черной кляксой по стенкам пузыря. Что ж, надо дерзать. За тонкими стенками мира – Бездна, несущая его вместе с другими мирами, как пену. Все, что есть в нашем мире – лишь рябь колебаний, уединенные волны в потоке организующего времени, в том числе и Левиафан. Теперь я растекаюсь в левиафановой «плоти», связывая ее с собой.
Я чувствую разряжения и сгущения электронной гущи в квантовых точках кремния, покрытых перфторфенильными лигандами – это крохотные мозги умных молекул, которые и составляют ментальное поле Левиафана. Чуть было не потерял себя в его толще – они взаимодействовали, отражаясь друг в друге, каждый в каждом, и поначалу оглушили меня, не оставив места для постижения. Я не мог выделить себя из ментального поля Левиафана, вместе с ним хотел двигаться выше и выше, навстречу отцу Юпитеру. Но потихоньку стал выделять
