– Я опаздываю на встречу с важным клиентом! – кричал папа на всю квартиру. – Дорогая, погладь мне быстро рубашку! Возьми новую, я должен идеально выглядеть! И налей кофейку! Алиса, солнышко, поищи папин кейс! И телефон. И ключи от машины. И такие белые бумажки в файлике. Это очень важный договор!
Через десять минут папа стоял в коридоре с файликом в одной руке и чашкой кофе в другой. Мама быстро гладила рубашку.
Алиса набралась смелости и тихо сказала:
– Мам… Пап… я вас очень люблю. Простите за то, что у вас не вышло нормальных детей.
Слова давались тяжело, девушка произносила их медленно, еле передвигая челюстью, которая как будто жила своей жизнью.
Алиса смотрела, как файлик выпал из левой руки папы. Бумажки летели из него листопадом. Чашка в правой руке медленно наклонилась. Кофе лился на папины брюки и разбросанные листы важного договора. Мама поставила утюг плашмя прямо на рубашку. Родители смотрели на Алису, как будто видели впервые и не понимали, кто этот человек? Почему он находится в их доме?
– Лисонька, солнышко… – губы мамы дрожали. – Скажи, скажи еще что-нибудь!
Папа нашел в себе силы не уронить чашку, а поставить ее на гладильную доску.
– Нам не послышалось? Ты правда что-то сказала?
– Да. Теперь я могу говорить. Я вас люблю.
Алиса кинулась папе в объятия.
– Солнышко… Как я рад, как рад, – гладя ее по голове, папа заплакал. – Ты даже не представляешь, насколько. Это самый счастливый день в моей жизни.
Оставив утюг, мама кинулась обнимать их обоих.
– Алиса. Ты самое большое наше счастье, – сказала мама, уже не сдерживая рыданий. – Ты самое прекрасное, что когда-либо происходило со мной и папой. Ты вся наша жизнь. Больше, чем жизнь.
Через несколько минут Алиса подала папе найденный кейс и ключи. Рита протянула мужу сожженную рубашку. Папа застегнул ее и критично осмотрел себя в зеркало в прихожей. На рубашке посередине груди, там, где должны быть пуговицы, зияла огромная дыра, через которую проглядывала светлая кожа и курчавые рыжеватые волосы. Папа достал маленькую карманную расческу, причесал бороду и волосы на груди прямо через дыру. Подумал несколько секунд, а потом выронил кейс из рук, резко распахнул испорченную рубашку, так что на пол посыпались оторванные пуговицы, и громко сказал:
– А пошло оно все к черту! Сегодня никакой работы! Никакой школы! Поехали в парк аттракционов! Ах, он же не работает в это время… Тогда… в крытый аквапарк! Точно. Аквапарк – это то, что нам нужно! Рита, поищи мне кепку, кроссовки и ту идиотскую футболку с надписью «папа все разрулит». Алиса, солнышко, найди папе его рюкзак! А еще плавки и ковбойскую шляпу.
Глава 7
Когда мама и брат были на работе, Пелагея убиралась в комнате бабушки. Она принесла в ее комнату ноутбук и включила музыку, чтобы не слышать стонов и вялого бормотания. Пелагея мыла пол, который весь был в подозрительных пятнах с неприятным резким запахом, и через некоторое время услышала, что бормотание и стоны стихли, вместо них старуха стала издавать захлебывающиеся звуки. Девушка поднялась на ноги, подошла к стоящему на столе ноутбуку и сделала музыку погромче.
Хрипы, стоны, бульканье. Пелагея знала, что бабка задыхалась в собственной мокроте. Ей всего-то и надо было, что нажать кнопку на пульте под своей правой рукой… и тут Пелагея за спиной услышала спасительный звук. Звук упавшего на пол предмета.
Девушка терла пятна усердней.
– Глаша… Глаша… – голос бабки был тихий, – скорее, помоги. Подними меня. Пульт… Упал.
Пелагея делала вид, что не слышит из-за музыки. Пятно. Еще одно. Она терла пол так, будто хотела вместе с грязью содрать весь деревянный настил. Несколько ногтей обломилось. Пальцы покраснели. А за ее спиной бабка хрипела, кашляла, звук был такой страшный, словно ее легкие взрывались изнутри.
Вдруг в голове девушки будто что-то щелкнуло. Пелагея вспомнила статьи в интернете, описывающие мучения тяжелобольных людей и утверждающие, что смерть для них – наилучший выход из ситуации. А еще в гости последнее время все чаще заглядывала Соня, которая также затрагивала эту тему и пыталась убедить девушку в том, что смерть бабушки – лучшее решение для всех, в том числе и для самой больной. Такое давление с разных сторон сломало Пелагею, страшные и неправильные убеждения затуманили ее разум. Медленным движением девушка отложила тряпку в сторону. Она поднялась на ноги и развернулась, прошла к кровати старухи – с гордо поднятой спиной, изящными шагами, как будто шла по подиуму. Наклонилась к упавшему пульту.
– Глаша… Глаша… – бабка с мольбой смотрела на Пелагею, а потом зашлась в очередном приступе кашля. Ей было тяжело. Старуха мучилась, это было видно. Такого раньше с ней не случалось. Пелагея знала, что нужно делать. В лежачем положении ситуация только усугублялась, так бабка могла совсем захлебнуться в собственной мокроте. Нужно быстро поднять спинку кровати, дать больной возможность хорошо отхаркаться, а потом сразу же вколоть лекарство.
Но вместо этого Пелагея смотрела на прибор в своей руке. Сейчас это был пульт управления не просто подъемным механизмом кровати, а целой человеческой жизнью. Одна кнопка – смерть, вторая – жизнь.
Она должна сделать это. Ради мамы. Она освободит ее, освободит всю семью. Бабка слишком задержалась на этом свете. Нет, она не будет убивать – это чересчур дико… Она просто слегка поможет естественному процессу. Люди стареют и умирают. Это нельзя изменить, это путь, который проходят все. Пелагея просто ускорит этот процесс.
Девушка посмотрела на бабушку, и в ее взгляде были не привычные ненависть и отвращение, а любовь и нежность.
Старуха все поняла. Она даже перестала кашлять, лишь тяжело дышала и смотрела на внучку взглядом, в котором читались неизбежность и обреченность.
Пелагея нажала на кнопку, кровать стала медленно опускаться.
Старуха стала хрипеть, хрипы и бульканья стали сильнее и громче.
Застыв, Пелагея наблюдала за тем, как задыхается больная.
Все длилось несколько минут. А потом за спиной раздались последний хрип, последний стон, последний выдох, вместе с которым из тела вылетела душа. Пелагея смотрела на мертвую бабушку. Тело обмякло и даже сдулось, перестало казаться таким огромным. Пелагея медленно села на пол и заплакала. Это были слезы радости. Девушка плакала и представляла ту жизнь, которая скоро начнется – беззаботную, лишенную тревог и волнений, полную радостей, улыбок, ничегонеделания, красивых шмоток и вкусной еды. Но потом слезы перешли в истерические рыдания. С ужасом Пелагея осознала, что только что убила человека. И не просто чужого, а члена своей семьи. Женщину, которая родила ее мать. Что будет, если мама об этом узнает? Она никогда
