– Возможно, мы просто думаем, что мы здесь, – сказала Элиза.
– В этом что-то есть, – сказал Уилл. – Дейв говорил мне, что эта зона – тюрьма для Команды Иных в наказание за преступления против природы. У меня создалось впечатление, что все это место создано или «сконструировано» с одной-единственной целью.
– Но какое сознание – принадлежащее какому существу – способно создать нечто столь подробное, столь завершенное… столь цельное, столь… – Аджай топнул, подняв облачко пыли, – столь убедительное?
– Я не уверен, что мы вообще способны это понять, – сказал Уилл. – Но это не означает, что такого существа не может быть.
Они посмотрели на расстилавшуюся перед ними пустынную равнину.
– У нас уже есть название для такого мозга, – сказала Элиза.
Оба вопросительно посмотрели на нее.
– Привет. Бог?
Взгляд Аджая сразу стал серьезным и спокойным.
– Уилл, скажи еще раз, кого ты считаешь ответственным за создание этого места?
– Я тебе этого еще не говорил, – ответил Уилл.
– Этот кто-то или что-то имеет отношение к твоему другу Дейву, – сказала Элиза. – Да?
– Дейв называл их Иерархией. Это организация, на которую он, по его словам, работает.
– И кто это может быть?
– Он сказал, что это что-то вроде гигантского небесного учреждения, ответственного за присмотр за всеми разнообразными аспектами творения на Земле. Оно отвечает за сохранение всех видов жизни: людей, животных, растений…
Аджай посмотрел вверх, потом по сторонам – он рылся на складах своей памяти.
– Да. Эта концепция возникает во многих древних эзотерических философиях и техниках. В древних священных текстах вроде индуистских Вед, в разнообразных школах мысли вроде гностицизма или каббалы, а в более недавнее время – в теософии (кстати, это слово означает «божественная мудрость») такие идеи упоминаются и оцениваются как часть «древних знаний». Продолжай.
– Пожалуй, ты должен нас просветить, – сказала Элиза.
– Меня гораздо больше интересует, что еще рассказывал тебе этот Дейв, – заметил Аджай. – Кто эти существа, Уилл, по отдельности?
– Он не говорил о них как о личностях или отдельных существах. Он их описывал по их функциям: они надзиратели или защитники Земли…
– Высокоразвитые духовные существа, которые вышли за рамки существования отдельных личностей и, как следствие, больше не нуждаются в физических телах, но обладают способностью появляться при необходимости в телесной оболочке, – сказал Аджай. – Обычно при взаимодействии с нами, простыми землянами.
– Более или менее так, – согласился Уилл.
– Ладно, хорошо. – Аджай огляделся.
– Что хорошо? – спросила Элиза.
– Хорошо, что мы выработали теорию, какой бы нелепой и невероятной она ни казалась, для объяснения того, что происходит с нами. Теперь я чувствую себя гораздо лучше.
– Ты странный, – сказала Элиза.
– Дает ли это тебе хоть какое-то представление о том, что нам делать дальше? – спросил Уилл.
– Ну, «древние знания», не говоря уж о наших научных методах, рекомендуют нам и дальше опираться на наше субъективное восприятие этого жуткого опыта. Наблюдать тщательно и бесстрастно, сопоставлять наблюдения, стремиться к достижению объективного консенсуса и вести себя соответственно.
У Аджая во взгляде появилось рассеянное выражение, он шевелил пальцами, словно набирал что-то на большой игровой консоли, и часто моргал, будто боролся с небольшим коротким замыканием в сознании.
– Ты в порядке, Аджай? – спросила Элиза.
– Не поручусь. Как вы знаете, за последние несколько недель я очень много прочел в башне Крэга и, хотя мне стало легче усваивать всю эту новую информацию, чувствую, что физическая структура моего мозга меняется еще быстрей… расширяется, если хотите… что означает: одному богу известно, что там у меня в мозгу.
– Ты меня тревожишь, – сказал Уилл.
– Имей в виду, это не кажется мне неприятным, хотя утверждать, что эта концепция в целом не есть грандиозное потрясение, было бы большим преуменьшением.
Элиза остановилась, взяла Аджая за плечи и посмотрела ему в глаза:
– Почему это происходит?
Аджай снова моргнул, словно бы опомнился, и опять посмотрел на своих попутчиков ясным взглядом.
– Понимаешь, мы меняемся, – сказал он. – Меняемся, каждый по-своему, и, похоже, ничего не можем с этим поделать…
– Почему?
– Потому что это часть того, как мы «технически» устроены, моя дорогая.
Элиза в поисках подтверждения посмотрела на Уилла. Тот кивнул.
– Так что, хотя все вышесказанное – несомненно, причина проявлять осторожность и бдительность даже в лучших обстоятельствах, – продолжал Аджай, – мы по крайней мере знаем, почему это происходит.
– По-моему, логично, – сказал Уилл.
– Мы уже есть друг у друга, – вмешалась Элиза.
– Да, – согласился Аджай. – Общий опыт – это очень важно в нашем случае.
– Единственное, что позволит нам пройти через это целыми и невредимыми, – сказала Элиза, яростно глядя на них обоих.
– Кстати, Уилл, читая, я наткнулся на любопытный кусочек информации, который может быть для тебя небезынтересным.
– Какой именно?
– Деликатное семейное дело… касающееся твоей семьи. Мне попалось свидетельство о рождении начала шестидесятых годов. Оно принадлежит дворецкому твоего деда, очаровательному и вездесущему Лемюэлю Клеггу.
– И что о нем?
– Похоже, для Франклина он не просто дворецкий, – сказал Аджай. – Он еще и сын Франклина – внебрачный, конечно. От женщины, которая, очевидно, работала в поместье прислугой.
Уилл обдумал это сообщение и обнаружил, что нашел большинство ответов на свои вопросы об этом человеке.
– Итак, он не только сын Франклина, – продолжал Аджай, – но и твой дядя. Названный, очевидно, в честь того, у кого ваша семья купила поместье, Лемюэля Корниша. Имя «Лемюэль» не растет просто так на деревьях.
– Я всегда знал, что он ублюдок, – сказал Уилл.
– Что ж, эти два ублюдка стоят друг друга, – заметила Элиза.
Уилл и Аджай рассмеялись.
– И наконец отвечу на твой вопрос о том, что делать дальше, Уилл, – сказал Аджай. – Хотя за время нашего знакомства ты неоднократно ставил нас в такие положения, что волосы дыбом, я вновь прислушиваюсь к твоему чутью лидера и отвечу: «Как скажешь, шеф».
Уилл положил руку Аджаю на плечо. Он высоко ценил кредит доверия своего друга, но еще больше то, что подтвердило замечание Аджая, то, что он и сам начал в себе замечать – нечто не самое очевидное начало меняться. И это не были явные изменения физических возможностей вроде скорости бега, выносливости и способности быстро выздоравливать, но более тонкая внутренняя способность, которой он как будто бы теперь обладал. Эта способность была связана с принятием решений, в особенности под давлением: он как будто просто знал, что нужно делать, и понимал это быстро, когда преимущества были не на его стороне и выбор давался трудно.
Но что это было такое? Мог ли он отнести это на счет чисто генетических изменений? Или это нечто, давшееся не столь легко, не дар, а скорее навык, приобретенный и развитый им самим благодаря практике и испытаниям? Была это приобретенная способность или в большей степени часть его характера?
И как называется такая способность? Решительность? Лидерство?
Нет, в его сознании всплыло другое слово, и упомянутая способность сама сообщила ему, что оно лучше прочих подходит для обозначения
