– Какое? – спрашиваю я, отчаянно цепляясь за соломинку.
Низкий бархатный голос Джеба звучит уверенно и успокаивающе.
– Ты станешь знаменитой художницей. Будешь жить в шикарной стильной квартире, в Париже, со своим богатым мужем. Он, кстати, окажется всемирно известным дезинфектором. Представляешь? Тебе больше не придется самой ловить насекомых. Значит, ты сможешь проводить больше времени со своими пятью умненькими детьми. А я буду приезжать в гости каждое лето. Появляться на пороге с бутылкой техасского соуса для барбекю и французским багетом. Чокнутый дядюшка Джеб.
«Дядюшка Джеб»? Приятно думать, что он навсегда останется в моей жизни. Но, когда я разглядываю майку Джеба и вспоминаю дугообразные шрамы у него на груди – трагическую летопись всех тех случаев, когда он случайно проливал чай или оставлял на полу игрушку, об которую спотыкался его папаша, – меня с удивительной силой захлестывают прежние чувства. Хотя шрамы скрыты под одеждой, я прекрасно помню каждый. Я столько раз их видела, когда мы вместе ходили купаться или возились в гараже. В шестом классе я гадала, каково это – прикоснуться к ним кончиками пальцев…
И сейчас я думаю то же самое. Каково это – исцелить своим прикосновением раны Джеба.
– Нет, не дезинфектор, – говорю я, перекрывая биение крови в висках.
– М-м?
Я делаю паузу.
– Я полюблю художника. У нас будет двое детей. Мы поселимся за городом, чтобы в тишине слышать нашу музу и откликаться на ее зов.
Джеб заглядывает в мои глаза и дарит мне нежную лучистую улыбку. Я просто таю.
– Отличный вариант, Эл…
Его губы совсем близко, а дыхание такое теплое, сладкое и соблазнительное… но тут я вспоминаю про Таэлор и про Лондон. Я не могу позволить себе отдать свое сердце человеку, который любит другую. И отбить парня у другой девушки я тоже не могу. Достаточно того, что я украла у Таэлор деньги. Всё это зашло достаточно далеко.
Я сползаю с колен Джеба, шурша юбкой по его парадным брюкам. Словно выйдя из транса, он откидывается назад и смотрит на покрытую рябью воду.
– Как по-твоему, что будет завтра? – спрашиваю я, и мой голос дрожит, как и мое тело.
– Что бы ни было, главное, не лезь никуда без меня. Давай всё делать вместе. Договорились?
Он берет меня за руку, разглаживает перчатку, складывает пальцы в кулак – и ждет ответа.
– Договорились, – отвечаю я.
– Вот и хорошо. – Джеб легонько стукает своим кулаком по моему.
Я вздрагиваю – от холодного ветра и от его ласкового прикосновения.
– На, держи. – Джеб снимает пиджак и помогает просунуть руки в рукава. Потом он складывает вещи обратно в рюкзак и говорит: – Попробуем немного поспать.
Мы устраиваемся на дне покачивающейся лодки. Я лежу спиной на груди у Джеба. Он утыкается носом мне в волосы. Какое-то спиральное созвездие у нас над головой сворачивается и разворачивается, разбрасывая искры. Похоже на вспышки молнии или на ту мозаику из пауков, которую я выкладывала утром, прежде чем пойти в скейтпарк. Меня вновь охватывает дрожь. Я вспоминаю, как много лет назад любовалась этими самыми созвездиями с моим здешним другом. Неудивительно, что они воплотились в мозаиках.
– Надеюсь, бури не будет, – шепчет Джеб, крепче обхватывая меня руками. – Лодка не выдержит ударов волн.
Рассеянно сунув руку в карман юбки, я нащупываю губку, которую зачем-то нужно было сохранить.
– Это не гроза, а просто созвездие, – отвечаю я, и Джеб не спрашивает, откуда я знаю.
Мы наблюдаем за разворачивающимся в небе зрелищем, пока мятежное созвездие не рассыпается тысячей разноцветных искр, как беззвучный фейерверк. Когда он заканчивается, не остается ничего, кроме самых обычных белых звезд.
– Ух ты, – говорим мы оба.
Проходит несколько минут, и Джеб расслабляется. Его дыхание, медленное и ровное, щекочет мне затылок. Хотя я прекрасно знаю, что это он меня греет, последнее, что я вижу, прежде чем заснуть, – чьи-то черные глаза и распростертые атласные крылья.
8
Осьминорж
Кошмар Алисы настигает меня во сне.
На сей раз я не одна. Джеб держит в руках краденый меч, и мы вместе бежим по тропинке, которая ведет к Гусенице. Шипы, которые раньше рычали и цеплялись за мой передник, теперь превращаются в длинных зеленых угрей. Длинные побеги оплетают наши ноги и волокут нас вниз головой на шахматную доску. Мы превращаемся в шахматные фигурки. Появляется рука в черной перчатке. Она переставляет нас с клетки на клетку. Рука подхватывает меня, чтобы объявить шах и мат, но тут Джеб оживает и рубит ее мечом. Окровавленные пальцы отваливаются один за другим и превращаются в гусениц. Мы с Джебом снова бежим по тропинке. На поляне ждет гриб, окутанный паутиной. Но гусеницы оказываются быстрее. Они пробираются в кокон, наполняют его, так что он весь извивается, превратившись в живое, дышащее существо. Острое, как бритва, черное лезвие рассекает кокон изнутри. Что бы там ни было, оно выбирается…
Я в испуге просыпаюсь и моргаю от яркого солнечного света. Кулаки у меня стиснуты. Почему я проснулась? Мне почти удалось увидеть лицо того, кто прячется в коконе, – я много лет этого ждала…
Зевнув, я сосредотачиваюсь на настоящем. Ночью я, видимо, повернулась, и Джеб крепче прижал меня к себе: теперь я вижу только его майку. Джеб еще спит. Его глубокое мерное дыхание ерошит мои волосы, а рука обвивает талию.
Вчерашние события возникают в памяти одно за другим – кроличья нора, цветы-мутанты, море слез.
Я сворачиваюсь на груди у Джеба, поглубже спрятав руки в рукава и исполнившись решимости не будить его. Тогда я смогу еще несколько минут делать вид, что всё очень легко и просто.
Лодка качается, и я понимаю, что именно это меня и разбудило. Волны тут ни при чем. Такое ощущение, что кто-то навалился на край лодки и наблюдает за нами…
От страха мое тело делается жестким, как доска.
