– Видимо, нет, – подытоживает жук и постукивает меня ручкой по носу.
Рыча, я выхватываю ее у кондуктора и сую в карман. Пусть отнимет, если осмелится.
– Дурочка. Когда отвергнутые воспоминания находят приют в чьем-то сознании, они, как навязчивые мелодии, снова и снова напоминают о себе – до боли. В лучшем случае, они заставят тебя сочувствовать жертве, и ты не сможешь устоять. В худшем случае, дойдешь до сумасшествия. Готова рискнуть?
Я тру колени руками и подсовываю полы больничного халата под бедра. Жутко представлять себе, как чужие враждебные воспоминания пожирают мой мозг, но единственный способ справиться с Червонной Королевой – найти, где у нее слабое место.
– Я и так уже потеряла всё и сошла с ума, – говорю я, глядя в выпуклые глаза кондуктора. – Хочешь, докажу?
Фасеточные глаза моргают многочисленными веками. У жуков в норме нет ни век, ни ресниц, но это необычный жук. Это – зазеркальное насекомое, точнее, изгой, в зависимости от того, предпочитаешь ли ты терминологию Кэрролла или мнение потерпевшего.
Беднягу проглотило дерево тумтум, а потом его отвергли у ворот Гдетотам и выплюнули в виде мутанта. То же самое чуть не случилось с Джебом и Морфеем. Хорошо, что их впустили в зазеркальный мир. Хотя при мысли о том, что они теперь там одни, меня охватывает ужас. Морфей не сможет пользоваться магией под железным куполом, а Джеб – обычный человек. Как они оба выживут в краю, населенном кровожадными подземцами-изгнанниками?
Немой вопль отчаяния выжигает изнутри мои легкие.
Я понижаю голос, чтобы не услышал никто, кроме кондуктора.
– Раньше я коллекционировала насекомых. Накалывала их на булавки. Развешивала по стенам. В последнее время я подумываю снова этим заняться. Хочешь стать первым образчиком?
Кондуктор то ли морщится, то ли хмурится – с таким лицом не поймешь. Он указывает в сторону прохода.
– Сюда, мэм.
Мы направляемся к купе. За две дверцы до купе, в котором сидит папа, жук-кондуктор останавливается, смотрит через плечо, чтобы убедиться, что за нами не следят, и прикрепляет к двери латунную табличку с надписью «Червонная Королева».
Мои свернутые крылья зудят, желая вырваться на волю. Под кожей кипит смесь магии и гнева. Она готова и ждет.
Кондуктор начинает отпирать дверь – и останавливается.
– Однажды я был на садовой вечеринке у нее во дворце, – снова шепотом говорит он. – Я видел, как она содрала шкуру с приятеля Сони… с Зайца.
Я содрогаюсь, вспомнив, как впервые увидела его за чайным столом, год назад. Тогда Заяц выглядел так, словно его вывернули наизнанку.
– Мартовский Заяц? Червонная Королева сняла с него шкуру?
Жук энергично кивает, чуть не уронив фуражку.
– Она застукала его, когда он жевал лепестки роз. Допустим, они были посажены в память о ее покойном отце. Но тем не менее. Королева воспользовалась мотыгой, как картофелечисткой… и ободрала беднягу. Кровь забрызгала всех гостей. Испортила лучшие белые костюмы и залила маргаритки. Ты когда-нибудь слышала, как визжат зайцы? Это невозможно забыть.
Я смотрю на моргающие веки кондуктора. Он нервничает. Я сочувствую ему, поскольку знаю, что такое стать жертвой ярости Червонной Королевы. Некогда она превратила мои вены в нити марионетки, и это было самое мучительное ощущение, какое мне доводилось испытывать. Она даже оставила отпечаток у меня на сердце – я до сих пор ощущаю слабое давление.
В последнее время это не просто давление. С той роковой ночи, когда на балу разверзся ад и я перестала подавлять в себе тягу к хаосу, оно превратилось в периодические приступы боли. Как будто внутри меня что-то медленно разворачивается.
Я ничего не говорила папе, потому что была слишком занята – училась пользоваться магией и вынашивала план. Ради своих близких я должна выиграть войну и победить Червонную Королеву. На сей раз навсегда.
Я не могу позволить себе такую роскошь, как визит к врачу. В любом случае толку не будет. Если что-то со мной не в порядке, это результат магии. Магии Червонной Королевы. Это я знаю инстинктивно. И ей придется исправить то, что она натворила, прежде чем я прекращу ее жалкое существование.
Еще больше исполнившись решимости, я протягиваю руку к ключу, который держит кондуктор.
Он прячет его под фуражку и теребит табличку с именем, пытаясь снять ее с двери.
– Я передумал, – говорит он, испуганно щелкая челюстями. – У жуков есть такое обыкновение. Время от времени.
– Нет, – отвечаю я, схватив кондуктора за тоненькую конечность.
Ее нетрудно переломить. В моей голове возникает мимолетное темное искушение, оно подбивает меня на жестокий поступок, но я отстраняюсь и торжественно кладу руку на грудь.
– Клянусь жизненной магией, я никогда не скажу ей про тебя.
– Лучше сядь и подожди отца, – отвечает кондуктор.
Покопавшись под ковриком, который прикрывает его грудь, он достает пакетик арахиса и протягивает мне.
– Ты, наверно, проголодалась после путешествия. На, перекуси.
– Я не двинусь с места, пока не увижу ее воспоминания, ты, ковровая моль.
Я бросаю пакетик на пол и прижимаюсь спиной к двери, заслонив табличку с именем.
Жук издает сердитое бульканье.
– Подумаешь! Даже если мое тело сделано из коврика, голова у меня работает не хуже твоей.
– Сомневаюсь. Ты забыл, что сказал тебе Морфей. Я – королева.
– Да, но Морфея здесь нет, не так ли?
Я пытаюсь придумать хлесткий ответ, но от воспоминания о том, почему Морфея здесь нет, мне становится холодно. Язык превращается в кусок мороженого мяса.
– Ты просто коронованная проблема, – язвительно говорит кондуктор. – Забыла, что мы под железным мостом? Здесь магия подземцев ограничена. Вот почему мы храним потерянные воспоминания именно тут – чтобы они были в безопасности. И ты не заставишь меня что-либо сделать. И Червонная Королева не оторвет мне голову из-за какой-то мелкой, бессильной, ничтожной полукровки.
Мое уязвленное самолюбие вспыхивает, и язык оживает.
– Ты лучше бойся не того, что лишишься головы, а того, что попадешь в ловушку.
Я обращаюсь к люстре, представляя ее огромной металлической медузой. Цепи
