– Ребенком фейри?[3] – шепотом подсказала Изольда, ощущая его болезненное смущение.
Лука кивнул, как будто признавался в преступлении.
– Тут нет ничего позорного! – воскликнула она. – Чего только народ не болтает! А невежественные люди предпочитают верить сказкам про волшебство, а не разумным объяснениям.
– Нас опозорили, – добавил Лука. – Рядом с нашим домом находился лес – на нашей собственной земле, – и его называли заколдованным. Говорили, что моя мать, отчаянно мечтая о ребенке, отправилась туда и возлегла на ложе лорда фейри. А спустя девять месяцев она родила меня и выдала моему отцу за смертного мальчика. Когда я подрос, то смог учить языки и разбираться в цифрах в мгновение ока. Соседи тотчас начали распускать обо мне слухи, дескать, это доказывает, что моя мудрость гораздо глубже, чем у простых смертных.
Изольда сочувственно посмотрела на пригожего юношу.
– Люди бывают очень жестокими! Тебя считали сыном лорда фейри?
Лука отвернулся и утвердительно склонил голову.
– И поэтому родители тебя отослали? Лишь по той причине, что ты оказался сообразительным мальчиком, одаренным к разным наукам? И еще из-за твоей красоты?
– Тогда я считал, что это проклятие, а не дар, – произнес Лука. – Иногда я стоял рядом с отцом, сидевшим у огня… Он опускал руку в карман, доставал оттуда горсть монет и просил посчитать, сколько будет, если он потратит половину или треть или если отдаст половину в рост под пятнадцать процентов, но потеряет вторую половину. Я мигом решал задачки и ни разу не ошибался. Я действительно видел ответы. Они прямо были написаны в воздухе! Цифры возникали передо мной, сияя разными цветами. А он целовал меня в лоб и говорил: «Мой мальчик, мой умненький мальчик», – а мама говорила: «Да, твой!» Думаю, ей нужно было это повторять, постоянно убеждая моего отца в том, что я его сын. А однажды летом в деревне появились чужаки: странствующая труппа цыган, и я захотел взглянуть на них вместе с деревенскими детьми. Я услышал, как они разговаривают друг с другом. Ребята над ними смеялись, а одни паренек даже бросил в них камень… Какой-то цыган заметил, что я за ними наблюдаю, и обратился ко мне, а я ему ответил: я усвоил их язык моментально, как только услышал. Тогда-то и случилось самое плохое. На следующее утро мы обнаружили широкий круг соли вокруг нашего дома и четыре подковы – они лежали на севере, юге, западе и востоке.
– Соль?..
– Фейри неспособны переступить через железо и соль. Соседи захотели лишить меня свободы. Это стало последней каплей. Родители боялись, что меня запрут в сарае, а потом подожгут его. – Лука пожал плечами. – Такое случается. Людей пугает то, чего они не понимают. Однако моего отца уважали. Но у меня никогда не было друзей среди деревенских ребят. Я всегда был не такой, как они, у меня не получалось с ними общаться. Меня сторонились и чурались. Я был другим – и на это уже было нельзя закрывать глаза. Родители решили, что окружающий мир для меня слишком опасен. Они отправили меня в монастырь, чтобы уберечь.
– И ты освоился в аббатстве? – осведомилась Изольда, вспоминая собственное пребывание в женском монастыре, где она оказалась в полном одиночестве – с ней была только Ишрак, еще одна чужачка.
Лука посмотрел на дорогу.
– Фрейзе я сразу понравился, – улыбнулся он. – Он был поваренком и, бывало, крал для меня еду, чтобы я лучше рос. А когда меня научили читать и считать, я принялся задавать вопросы.
– Вопросы?
Он пожал плечами:
– Я ничего не мог поделать. Но оказалось, что большинство вопросов являются ересью.
– А позже работорговцы захватили твоих родителей? – негромко подтолкнула его на продолжение Изольда.
Лука прикусил губу. Похоже, он до сих пор испытывал невыносимые страдания.
– Знаешь, минуло целых четыре года, но я каждый день вспоминаю про отца и маму. Мне необходимо выяснить, пережили ли они набег. Если они живы, я должен их спасти. Они были готовы сделать для меня все. Мне хочется их увидеть! А если я опоздал и они умерли, то я должен почтить их память и похоронить должным образом. Может, Иоганн прав и мои родители восстанут в Иерусалиме! В таком случае мне следует быть на Святой земле. Это как призыв, священный долг.
Изольда зарделась:
– Ты же не собираешься отправиться в Иерусалим?
Лука неохотно кивнул:
– Я вроде бы чувствую, что мне надо продолжить свои поиски. Я действую по приказу милорда и с согласия папы, я только начал расследование… Но если я получу разрешение от магистра нашего ордена, то, по-моему, мне надо идти в Иерусалим. У меня такое ощущение, будто Иоганн говорил именно со мной и пообещал, что в Иерусалиме я встречу родителей. Может ли быть призвание более важное, чем свидание с родными перед концом света? Или в момент конца света?
Они добрались до берега и повернули к постоялому двору, замедлив шаги, чтобы подольше побыть вместе.
– Я тоже хочу в Иерусалим! – пылко воскликнула Изольда. – Я не поеду в Венгрию – ведь я услышала проповедь Иоганна! Смерть отца всегда со мной, и в моем сердце кровоточит невидимая рана. Это ужасно! Каждое утро я просыпаюсь, думая, что нахожусь в своей спальне в замке Лукретили, а он жив – но затем вспоминаю, что отец находится на Небесах, а я потеряла дом и сама чуть не потерялась. Если бы я смогла его увидеть! Ради такой возможности я отправлюсь куда угодно – хоть на край света!
– Ты и вправду считаешь, что встретишься с ним в Иерусалиме? Тебя убедила проповедь Иоганна?
– Пока он говорил, я была уверена в его словах, но сейчас, когда ты меня спросил… Конечно, теперь меня гложут сомнения…
Изольда умолкла. Теперь они вдвоем стояли возле гавани. Рука Изольды покоилась на сгибе его локтя, над их головами кружили вопящие чайки, а суда мирно качались у причала… Солнце освещало Пикколо бледными лучами, проложив золотистую дорожку по морю.
– Я понимаю, что все звучит невероятно. Но ты здесь по приказу папы, поскольку Его Святейшество считает, что близится Судный день. Сам папа римский думает, что вскорости такое может произойти. И мы знаем, что тогда мертвые воскреснут… – Изольда погрузилась в размышления и прижала ладонь к вороту скромного платья, проверяя, как бьется ее сердце. Казалось, ровное биение пульса ее успокоило. – Почему бы этому не быть правдой? Я верю, что Иоганн – провидец. Он дал
