А особенно Зуб был в обиде на Ворона. Тот объявил соревнование, но ограничился двумя никому не нужными Безликими. И не самыми приятными на вид. Похоже, половое хулиганство у них семейное, наследственное. А вот слова его запали в головы… в головки – людям. И они так и стали бродить от костра к костру. У некоторых костров выстраиваясь в очередь.
И если на самую вершину, к знати, люди не лезли особо, впитанное с молоком матери почтение к высшему сословию ограждало, то тут, внизу – было истинное безумие похоти. Зуба стащили с жены. И вся ночь для него грозила превратится в бесконечный бой со своими же людьми.
Зуб сам этой ночью обезумел. И если бы не Госш – неизвестно, чем бы закончилось. Пролитой, по глупости, крови не хотелось. Госш и утащил их наверх, к знати. Наверху не было свального греха. Люди были разбиты на парочки. Или – кучки. Да, менялись подругами и дружками, перекатываясь от костра к костру, но без насилия и драк. И слова понимали. Зуб их посылал – они шли. Но вот чего не понимал Зуб, то почему Жалея всех их так хотела? Такая неприступная, гордая, очень щепетильная в вопросах морали, она хватала всех проходящих за причинные места. А теперь нос не кажет из-под накидки и молчит, как воды в рот набрала. Стыдно, наверное.
Госш, хоть и выглядел угрюмо, но был доволен собой. Он сумел противостоять всем соблазнам, которыми искушал его вчерашний день. Он мог бы гордиться собой, но Нест прав. Гордыня – тоже смертный грех. Потому Госш и выглядел угрюмо, что боролся сейчас сам с собой, не держа обиду – ни на Ворона, ни на остальных. Он силился понять и познать – себя, людей вокруг, командира, ставшего для него образцом добродетели.
Да, вот так, под излет жизни, начал Госш жить заново, вновь познавая жизнь. Другую жизнь. Потому что его прежний жизненный путь привел его даже не в тупик, а в мерзость Тьмы.
Маги не выглядели угрюмо. Им и не с чего было горевать. Они были живы, повысили свое мастерство владения Силой, ночью, не связанные обязательствами, успели поучаствовать в «соревновании замера глубин» настолько, насколько хватило силы и желания. Им не о чем было горевать. Дальнейший путь – забота знати, пропитание и заработок магов тоже не сильно беспокоили.
Каждый из них, в радужном предвкушении, грезил, как возрастет их стоимость найма, когда легенды об этом путешествии облетят светлый Мир. А то, что облетят – никто из них не сомневался. Если они сами устали удивляться, то циркачи и кочевые сказители – баюны – обязательно воспользуются возможностью удивить зрителя. Приврут, конечно, куда без этого. Но тут и без прикрас – уже легенда. Оборона горстки вчерашних мужиков, женщин – почти рабынь, детей, горстки крестоносцев против тысячи Неприкасаемых, тысяч Бродяг, сотен Змей – уже невероятна. А бой командира с неведомым, но зловещим и очень сильным Воином Тьмы? Этот бой – отдельная легенда. Так что маги не унывали.
Не унывали и молодожены. Смеялись, веселились. Для них пока все это приключение – сплошной свадебный подарок. Много, причем – невероятных, подарков.
Не унывал и Корень. Он и так брал у жизни все, что мог. Зубами вырывал у Судьбы то, что считал своим, не упускал ни единой возможности подняться над серым и унылым болотом обыденности, приблизиться к своей тайной, очень тайной, скрываемой даже от самого себя, мечте – наследственный титул и земли – своим потомкам.
Мечта эта зародилась после того душевного потрясения, какое он испытал, впервые ударив Белого. Зная, что он – наследник. Ожидая неминуемой и жесточайшей казни от ненавистного знатного отпрыска. Ненавистного – не потому, что он плохой, а потому, что Корень ненавидел всю знать – скопом и сразу. Но не столько ожидание неминуемой казни угнетало Корня, сколько запретность самого этого поступка. Не то что бить, прикасаться не смей к тому, кто выше тебя по положению в обществе! А Корень нарушил это моральное табу. Но наследник поступил благородно – забыл об уроне, нанесенном не только чести самого Белого, но и нарушением самих устоев общества – неприкасаемости знати, особенно – монарха! И за это благородство и милосердие Корень возненавидел Белого еще сильнее. Думая, что Белый пожалел Корня из-за сестры, возненавидев заодно и ни в чем неповинную влюбленную девушку. И тогда, подспудно, и родилась эта мечта – утереть нос этому зазнайке – Белому. Победить его – на его же поле. Быть благороднее самого наследника, быть сильнее прошедшего подготовку Паладинов воина, быть умнее выученного университетами зазнайки, быть хитрее и изворотливее искушенного и тертого придворными интригами царедворца. «Быстрее, выше, сильнее» – сказал тогда Старик, считав Корня, как открытую книгу. Да! Именно так! Быть лучше!
И вот Корень, с глупой усмешкой, понимает, что сейчас исполняется его мечта, но по иронии судьбы исполняется как раз Белым и исполняется тем, что Корень зубами вцепился в загривок Лебедя и тот несет его по жизни широкими взмахами своих крыльев, имея на Корня какие-то свои расклады, какие-то свои планы и задумки. А Корню, для исполнения самого заветного остается немного – лишь отдать всего себя без остатка этому Белому, ненависть к которому сменилась уже давно – еще до вчерашнего боя – почтением и уважением, а теперь и вообще – искренней братской любовью и преданностью.
Не унывала и Синеглазка. Она уже давно смирилась, еще после того разговора с Жалеей, что ее избранник никогда не станет только ее. У него всегда на первом месте будут… все что угодно. Дела, заботы, планы, войны, советы, разговоры. Возможно даже – чужая постель. А Синька может только ждать и надеяться. И именно поэтому она вчера почти помогала этой одержимой черноволосой жгучей красавице. Вот втемяшила девочка себе в голову, что ей нужен плод от Белого, да хоть тресни! Да и Белый был не против. А от Синеглазки не убудет. Своего Бельчонка она уже получила. Маг Жизни сразу почувствовала, что жизнь завязалась в ней. Так почему она должна была быть против детей Белого, рожденных не ею? Это же его дети! А Белый – хороший! Вот и брат говорит, что если бы хотя бы один из десяти
