Лицо Синеглазки светилось самым сильным женским счастьем – ее избранник был с ней, признавался ей в любви, признал себя принадлежащим ей! Чего можно еще желать простой циркачке, дочери дорожной, цирковой шлюхи? Большего счастья не бывает. Просто – не бывает!
Люди тянулись к ней сегодня особенно сильно. Ее магия сегодня была особенно сильная, ее руки – особенно легкие, а ее светящиеся глаза разгоняли тучи забот и неурядиц из глаз людей, прогоняли из их сердец боль и отчаяние. Люди любили ее. И очень сердечно следили за развитием их с командиром отношений, скрываемых, но как скроешь трепещущие сердца в Пустоши, перед сотнями лиц и внимательных глаз? И очень переживали, видя жестокое отношение Карателя к ней. А сегодня – видели, а кто не видел, до тех донесли новость, со скоростью ветра, что Белый Каратель и Синеглазка ночевали под одним куполом Сферы Молчания. А видя светящуюся от счастья Синеглазку, большинство искренне радовались за нее.
Знать не была угрюмой. Знать была озадаченной. Это Безликие, как табун – куда погнали, туда и потопали, это крестоносцы – где поставили, там и умирай, это Матери – где есть раненый, там и служи, это маги – куда хозяин тащит свой зад, туда и маг тащит свой, обеспечивая хозяина Силой. А вот куда, зачем, когда, да и за каким, собственно, хреном тащится – это как раз и надо решить знати. На то она и знать, чтобы все это знать.
* * *Вот об этом и был Совет. Началось все с вольного пересказа участников похода вновь прибывшим – событий и обстоятельств их путешествия. Белохвост при этом молчал, невидящим взглядом пялясь в пляску огня в костре. Зуб, Корень, Шепот, Тол, Комок рассказывали по очереди, как они «докатились до жизни такой». Про жизнь Змей и как они докатились до такого – рассказывал Госш. Сведения, добытые из голов и допросов пленных, увиденные внимательным разумником, доводил Тол. Про ход боев и военные действия – Зуб.
Гости переглядывались, ужасались, качали головами. Не то что умудренные опытом и обязательствами Медведь и Ворон – хмурились, а даже лихие и легкомысленные молодожены стали серьезными, сидели, вцепившись друг в друга. Даже младшая дочь Ворона, по малолетству своему, не понимающая всех последствий изложенных обстоятельств, но и ей хватило, чтобы находиться в легкой панике и отчаянии от страха. Она вцепилась в Корня, которого сама же утром и прогоняла самым недвусмысленным и грубым образом, называя грязным мужиком и безродной собакой. Зато теперь смотрела совсем иначе. Оказалось, что сын шлюхи – герой, великий воин и произведен в Достоинство не кем-нибудь, а самим Серым! А для нее личина Серого из легендарной Звезды САМОГО́ Старого Пращура была намного более значима, чем какой-то там наследник, пусть и самого императора. Про наследника не поют песен, а про Серого – поют. Но в голове этой юной, неплохой, но еще юной, оттого – легкомысленной, девушки никак не складывались образы Серого и Белого в одну личность.
И Корня это очень забавляло. И очень грело его самолюбие. Он чувствовал себя выше и лучше, чем выросшая в высшем обществе девушка. А еще он «крутил» план мести. «Значит, утром – «пошел мужлан!», а теперь – «я вся твоя»? Корень хотел отомстить. Так же – послать ее, указав, что она не достойна его внимания! И теперь Корень думал над последовательностью слов и действий в этом плане, лишь вполуха слушая рассказы у костра. Он все это знал. Знал – больше. Знал то, что тут не будет рассказано. Знал то, чего не знали рассказчики.
– Ну, раз у нас тут собрался Совет, то, что посоветуете мне, уважаемые? Как нам быть, что делать? – спросил Белый, сломав древко стрелы без наконечника и половины оперения и бросая его в огонь. – Подумайте. Отвечать… А давайте по «морскому обычаю» – с младшего. С тебя, Госш.
– Я – младший? – удивился тот.
– Ну, ты же – Безликий. Вы сами поставили себя вне сословий. С вас я и начинаю, – пожал плечами Белый.
Видя насмешливый взгляд Белого, Госш не смутился. Он задумался. Он не ожидал, что его мнение вообще спросят, тем более не ожидал, что с него и начнут. А то, что его порыв с этим «Безликим Обетом» будет не только поддержан командиром, но и вообще – будет подведено под все это какое-то фундаментальное смысловое обоснование – ожидал еще меньше. Но командир использует в своих неведомых целях все, что оказывается под его руками. Все ресурсы, всех людей, все их поступки и слова, все обстоятельства. Потому Госш и задумался. Если бы от его мнения отмахнулись, то он бы и ляпнул, что в голову придет. Но его же будут слушать. И, возможно, на его словах основываться как на первом слове. А что говорить?
– А что говорить? – вслух озвучил Госш. – Я – человек простой, не ученый.
– Как говорил мой отец, если не знаешь что сказать, говори правду, – ответил Белый.
Госш вздохнул, опустив закутанное в тряпку лицо.
«Он так и говорил?» – спросил мысленно Марк, легко устанавливая мыслесвязь.
«А то! Как что-то наворочаю, а потом не знаю, как оправдаться, так и говорит», – ответил Белый.
Мысленный смешок – это что-то особенное, ни на что не похожее! Особая эмоциональная окраска усмешки оказалась в мыслесвязи.
«А Старик говорил, что правду любой дурак может ляпнуть, ты попробуй – соври грамотно», – сказал Марк.
«А я о чем?» – ответил Белый.
– Господин командир, Безликие пойдут за тобой туда, куда ты нас поведешь, – ответил, наконец, Госш.
– Да я и так знаю, что вы пойдете! – усмехнулся командир. – Куда вы денетесь?! А вот – куда идти? И – зачем?
– А куда мы шли? Разве нам больше не надо достигать поставленных целей? – спросил Госш, выпрямляясь.
– Вот! Запомни, Безликий! Этот момент – запомни! Ты мне нужен именно таким! А кивальщиков головами я найму десяток штук за медяк! Понял? – воскликнул Белый, тыкая пальцем в Госша.
– Понял, господин!
– Еще что добавишь?
– Мне нечего больше сказать, – склонился Госш.
– Зуб?
– Я то же самое скажу. Наша задача – довести Матерей Милосердия до земель Лебедя. И я не вижу обстоятельств, которые отменили эту цель. Теперь – не вижу, – Зуб встал и указал на перешеек внизу.
– Понятно, – улыбнулся командир, – когда выступаем?
Зуб сел обратно.
– Прямо сейчас – не думаю, что получится. И земля должна подсохнуть, да и люди – чуть вздохнуть, – ответил Зуб, не поднимая глаз.
– Корень? – повернулся Белый к циркачу.
– Готовятся к выходу дозоры. Посылаю только вперед и назад. На большее у меня
