Матросы с «Морского дракона» с трудом восстанавливали дыхание. Никто этому не удивился бы: очень уж нелёгкой выглядела работа. Затащить гранатомёт было не столь уж трудным (он и четырёх пудов не весил), зато щит для него тащили ввосьмером, да и то с помощью слов, услышав которые Тифор мог бы на мгновение заподозрить произнесение неких заклинаний, облегчающих работу. Впрочем, магистр-универсал, вероятнее всего, тут же отверг бы сию мысль, поскольку заранее знал, что в этом мире магии нет и быть не может.
Ящики с гранатами, правда, весили по три с половиной пуда, но их и было много – двадцать семь.
Лейтенант Беккер командовал:
– Ещё повыше! Левее! Установить. Теперь закрепить щит! Обложить камнями станину, чтоб не двигалась!
Ни разу не прозвучало слово «хорошо».
Прислуга только-только успела вытереть пот, как прозвучало:
– Гранатомёт к бою товсь! – С этими словами командир побежал на позицию, которую посчитал наилучшей для себя.
Она и вправду была хороша в смысле обзора, хотя, на взгляд Максимушкина, опасна для наблюдателя.
Комендор не стал раздавать команды подносчикам. Те и так знали очерёдность. Матросы Смирнов и Плёсов принялись грузить приёмные лотки новыми гранатами.
Воспользовавшись отсутствием офицера в непосредственной близости, Максимушкин, в свою очередь, начал командовать:
– Смирнов, оботри ладони о штаны: не ровён час, из потных рук граната выскочит. Всем, ребятушки, поглядеть под ноги, камни убрать, чтоб пальцы не зашибить и не споткнуться.
В рассветный час звуки разносятся прекрасно. Наверное, поэтому от Беккера прозвучало визгливое:
– Ма-а-алчать!! Не сметь командовать в присутствии офицера!
Тишина на Волынском редуте длилась недолго. Вдалеке (версты полторы, если не больше) один за другим прозвучали взрывы. Матросы переглянулись. Все подумали одно и то же: соседский гранатомёт начал обстрел. После некоторого колебания лейтенант всё же скомандовал:
– Дистанция три с половиной кабельтова! По крайней левой позиции… пали!
Все опытные артиллеристы-гранатомётчики – а даже командира нельзя было назвать совсем уж неопытным – отметили про себя, что и звук, и зрелище от разрыва новых боеприпасов намного слабее, чем от старых. Отдать справедливость Беккеру: дистанция оказалась нащупанной лишь с небольшим недолётом.
После двух поправок командир гранатомёта с чистой совестью отдал приказ на то, что позднее назовут беглым огнём. Руки Максимушкина прямо летали по маховичкам и ползункам. Он не хуже, а то и лучше лейтенанта понимал, что чем больше вражеских орудий попадёт под разрывы гранат, тем меньше возможностей у противника для ответа ядрами и бомбами, и потому покрикивал:
– А ну, ребята, подавай, подавай шустрее! Да не раскорячивайся, держись за щитом. Быстрее, братва, шевели грабками!
Неприятельские артиллеристы отличались не только расторопностью, но и сообразительностью. Появление на русском редуте щита с чем-то непонятным за ним сразу же связалось в умах с новыми сверхмощными бомбами. Плотные облака порохового дыма встали над правым флангом. Особо зоркий и не обременённый другими делами наблюдатель мог бы невооружённым глазом заметить несущиеся ядра.
Не стоило удивляться, что огонь сосредоточился именно по подозрительному месту. Комендор только-только успел выкрикнуть: «За щит!», как ядра ударили в редут. Земля дрогнула под ногами русских артиллеристов.
Дзак-к-к-к!
Каменные осколки хлестнули по металлу щита почти одновременно, но дюймовая броня устояла.
– Наддай, ребятушки! – взывал Масимушкин. – Щас я их достану!
Несомненно, Беккер находился в наиопаснейшей позиции. Осколки не пощадили его мундира, но сам лейтенант был как заговоренный. И голос его не утратил силы:
– Опять раскомандовался?! Десять линьков после боя!
Пожалуй, комендор проявил неоправданный оптимизм: правый фланг линии неприятельских орудий утонул в дыму и в облаках пыли, целиться было очень трудно. Даже после того, как Максимушкин прошёлся гранатами по всем противостоящим Волынскому редуту батареям, не вся артиллерия оказалась подавленной.
Лейтенант увидел неприятельских пушкарей, перезаряжающих орудия, и завопил:
– Мажешь, скотина! Куда целишься, распросукин сын!!!
В дополнение к сказанному Беккер не упустил случая поупражняться в тонкостях русского языка. Отдать справедливость этому офицеру Российского флота, сказано было длинно и умело, причём без применения немецких слов.
Комендор не успел совсем чуть-чуть. Целых три бомбы подняли фонтаны земли совсем близко от гранатомётной позиции, коротко прошипели и рванули. Ответный взрыв грянул с небольшим перелётом, но как раз это заметить было трудновато: дым снова скрыл цели.
Ситуация разом изменилась. Когда пыль осела, то оказалось, что пренебрежение опасностью недёшево обошлось Беккеру: тот сидел на земле, зажимая обеими руками рану около колена. От боли офицер жмурился и ругался сквозь зубы.
– Лейтенанта ранило!
Комендор не смог распознать голос, но отреагировал мгновенно:
– Самсонов, Писаренко – перетяните рану и везите офицера до госпиталя. Тароватов – становись комендором. Я буду давать цели.
Двое матросов подскочили к раненому и понесли к повозке. По пути они приговаривали: «Ничё, вашбродь, доставим до госпиталя, а там авось Марья Захаровна возьмётся. Уж она дело разумеет».
Сам же Максимушкин проскочил на позицию наблюдателя, однако и не подумал встать во весь рост, а вместо того залёг в неглубокую выемку, всмотрелся и поднял правую руку.
Большой палец указал назад, потом левая рука отметила кончик указательного пальца.
Тароватов немедленно доказал, что недаром был выбран на должность. Он сдвинул ползунок на четверть деления влево и нажал на спуск. Как раз в это время порыв ветра убрал дымовые клубы.
– Накры-ы-ы-ыл!!!
Но Максимушкин не радовался вместе со всеми. Через мгновения последовал очередной знак: большой палец указал направо, ладонь рубанула воздух.
С этого момента прошло не более пяти минут – а на неприятельской батарее отвечать было уже некому.
Максимушкин, слегка пошатываясь, подошёл к товарищам. Те тоже с некоторым трудом держались на ногах. Матросы с радостью сели бы на землю, но она была очень уж холодной.
– Ладно ты придумал со знаками, Тима.
– Точно, по делу. А ну-ка, повтори для всех.
– Не до того, ребята; надо бы мне щит осмотреть.
– Чего смотреть, дырок нет.
– Ан есть же. Тута.
– И не дырка вовсе, просто промяло железо.
– Так как ты показываешь недолёт?
– А вот как… Если, к примеру, сместить ползунок на полделения, тогда отмеряешь полпальца…
На Селенгинском редуте дело пошло с самого начала по-другому, но причины этого так и остались невыявленными. То ли неприятельские пушкари не сразу отреагировали на разрывы открытием ответного огня, то ли удачно легли гранаты – как бы то ни было, ответ с вражеских позиций, можно считать, не прилетел.
Поручик Боголепов громогласно похвалил прислугу за быстроту действий и меткость пальбы. А дальше он сделал то, до чего не додумался флотский комендор: послал донесение командиру редута с предложением сделать вылазку, пообещав поддержать её гранатами. Но это предложение наткнулось на стену. Капитан второго ранга Выжеватов наотрез отказался выделить людей, упирая на отсутствие должных приказов от начальства. А таковых не дождались вплоть до темноты, когда уже было поздно.
Но сразу же по окончании пальбы от комендора Патрушева последовало:
– Ваше
