Мешков погрузился в размышления вслух:
– Этот не годится, у дамы рука потоньше… – Палец знатного покупателя ткнул на один из браслетов: – А тут что за камни?
– Изумруды-с, с позволения вашего сиятельства.
Между потенциальными покупателями произошёл короткий обмен взглядами, от которого ювелиру стало несколько неуютно.
– А в том браслете?
Моисей Соломонович напряг волю и задавил в себе стремление облапошить невежественного посетителя. Он имел на то причины: второй в этой компании явно что-то понимал в ювелирном деле. Ответ прозвучал с наигранной небрежностью:
– Здесь не изумруд, ваше сиятельство, но лишь хризолит. Извольте глянуть: цвет другой.
Хозяин не покривил душой: если в первом браслете камни ещё можно было принять за изумруды, хотя цвет у них был ненасыщенный, то сравнительно большой камень во втором браслете имел настолько отчётливо болотный оттенок, что ошибиться мог лишь полный невежда.
В беседу вмешался рыжий:
– Вы позволите на них посмотреть?
Ювелир масляно улыбнулся. Посетитель взял в руки первый браслет, с десяток секунд пристально вглядывался в камни, кивнул, обследовал второй (правда, его разглядывал чуть ли не минуту) и повернул голову к Мешкову:
– Этот подходит больше.
Ювелир полагал, что первый браслет и нарядней видом (он был золотым, а второй – серебряным), и изящней выделкой, но противоречить не осмелился. Очень уж уверенно прозвучало суждение иностранца.
После недолгого торга (цену удалось сбить наполовину) князь Мешков получил товар. Моисей Соломонович, упирая на то, что браслет предназначался даме, всучил покупателю приятную на вид бархатную коробочку («Ваше сиятельство, без должной упаковки никак не можно-с!»).
Проводив покупателей до дверей, ювелир вернулся за прилавок и задумался. Вроде бы обычная ситуация: офицер покупает подарок женщине, но… при чём тут его иностранный спутник? Или приобретение для иностранки? Ну да, вот оно как… О том, кто такая Марья Захаровна, хозяин лавки, разумеется, знал. Чутьё многоопытного торговца шептало в ухо, что этот подарок – не просто украшение. Но то же чутьё, умея, очевидно, говорить на голоса, уже не шептало, а кричало в другое ухо: проявлять в данном случае любопытство, самое меньшее, неосмотрительно! И ювелир послушался этого второго голоса.
Утро у капитана второго ранга Семакова ушло на составление рапорта Нахимову и на отдых, а вечер того же дня моряк потратил, на взгляд постороннего, бессистемно и потому бездарно. Он шлялся по набережной, поднимаясь на борт стоящих у причала пароходофрегатов, беседовал со знакомыми командирами и офицерами (их всех он знал лично), затрагивая при этом самые незначительные темы. Правда, при этом он поминутно заглядывал в записную книжку – но могут же у человека быть провалы памяти?
Даже если у кого-то из означенных офицеров и шевельнулся в мозгу червячок подозрения, то это нехорошее создание не выросло в питона уверенности: не с чего ему было так поступать. Никто так и не заметил хорошо спрятанную в записной книжке серебряную пластиночку с тусклым бесцветным кристалликом посередине.
К вечеру план Семакова уже созрел: первым кандидатом на запланированную перестройку был пароходофрегат «Херсонес» под командованием капитан-лейтенанта Ивана Григорьевича Руднева. Причина была очень простой: в момент визита как раз на этом корабле все офицеры собрались в кают-компании, и негаторов среди них не нашлось. Проверку же командного состава других кораблей не удалось осуществить полностью: часть офицеров оказалась на берегу.
Осталось получить согласие Бутакова как командира отрядом пароходофрегатов и, разумеется, самого Нахимова.
* * *Вернулась очередная экспедиция за алмазами. Её результаты не порадовали. Именно так сформулировал состояние дел высокопочтенный Сарат – не вслух, конечно.
Причиной такой оценки служило не только отсутствие среди добычи алмаза такого размера, чтобы он мог послужить средством спасения экспедиции. Дело обстояло хуже: сам процесс разработки месторождения стал значимо медленней и, соответственно, дороже. Поверхностный слой был уже выбран, более глубокий поиск означал закладывание шахт, а расширение поверхностного слоя требовало сравнительно дорогой очистки от «Глотки жабы».
Насколько же проще было с Професом! Уж он-то не затруднялся в уничтожении полей магии смерти…
Многострадальное перо, которое кандидат в академики успешно грыз, вдруг было отставлено в сторону.
Негатор! Эта мысль прямо ударила по мозгам. Ну конечно, негатор! Если его удастся доставить на Маэру, то это может дать не просто очистку поверхности для очередной экспедиции. Сделать огромную площадь пригодной не только для работы, но и для проживания – вот что он может. Сотня чистых квадратных миль – и пожалуйста, уже закладка шахты становится экономически оправданной… приблизительно. Разумеется, понадобятся точные экономические расчёты, но основная идея ясна. Об этом должна знать Моана и… пожалуй, больше никто. До поры.
Перо занялось своим прямым делом: на бумагу покатился текст.
Никто не сомневался, что уход «Морского дракона» из севастопольского порта заметят. Капитан второго ранга Семаков был в этом абсолютно уверен. И оказался прав.
Именно с этим фактом руководство экспедиционного корпуса связало потерю сразу двух транспортов. Это был серьёзный удар. Русские моряки не знали, что порох перевозился на двух транспортах. Один из них был уничтожен пожаром, и это все видели, а второй не успел толком загореться, поскольку развалился раньше. В результате союзники лишились пятисот тонн пороха, и это без учёта того запаса, что был уже выгружен в Евпатории, но сожжён русским рейдером.
Из этого руководство союзников сделало практические выводы: во-первых, артиллерийский обстрел свели до уровня «чтоб не забывали о наших пушках», во-вторых, сапёры англичан и французов усиленно копали траншеи. По ним к русским позициям должны были пробраться те, кого английские офицеры прозвали «охотниками на бекасов»[14]. Для метких стрелков заранее подобрали лучшие штуцеры.
Нехватку боеприпасов у войск коалиции отметили на русских укреплениях. Артиллерийские обстрелы с той стороны стали редки, чтобы не сказать сильнее. Некоторое время защитники Севастополя строили догадки, но довольно скоро пластуны доставили пленных, со слов которых стало ясно: пороху серьёзно не хватает. Кто-то из русских артиллерийских офицеров, будучи не вполне трезв (дело было в питейном заведении), даже предложил: пусть-де англичане с французами поделятся ядрами, в обмен на что им будет предоставлен порох. Шутка была сочтена не самой удачной.
Наблюдатели с российской стороны, разумеется, заметили копку траншей. Но эту меру объяснили тем, что готовится очередной штурм силами пехоты. На укрепления поступали артиллерийские боеприпасы – все, какие удалось наскрести. Гранатомёты тоже не остались без внимания: каждую ночь к их позициям доставляли гранаты и пули. Все картечницы получили дополнительные магазины. Длинных прямоугольных запасли по шести штук на скорострелку; блинчатых – по пяти, а стволы, рассчитанные на винтовочные магазины, заменили.
Не то что офицерам, даже нижним чинам было совершенно понятно: что-то готовится.
Через пять дней начались неприятности.
Первым был убит майор Вязьмитинов на Камчатском
