В этот момент полезла пехота.
Стрелка звали Жан, но больше он был известен под прозвищем Жан Шасёр[17]. Прозвище было не вполне точным: навыки этого солдата подходили скорее браконьеру, чем охотнику. Умение избегать нежелательного внимания егерей и лесничих было столь присуще этому романтику зелёных чащ, сколь и умение подкрадываться к пугливой дичи.
На этот раз объект охоты был вполне определённым. Жан получил описание мундира и даже внешности не от лейтенанта и даже не от капитана – от самого подполковника Массена. А так как потери среди товарищей-стрелков были отнюдь не малыми, то Жан озаботился личными траншеями, да не в передовой линии апрошей, а прилично позади. Позиций для стрельбы было две: ввиду немалого расстояния (целых двести восемьдесят метров) вполне можно было предположить промах. Ещё одна причина для оборудования запасной позиции состояла в том, что предполагалась поразить не одного, а двоих.
Теперь оставалось только ждать. Первая цель уже появилась на укреплениях, но этот беспокойный русский офицер не желал стоять на месте, подставляясь тем самым под выстрел. Он непрерывно перемещался, на ходу мешаясь с другими военными. Но браконьера без умения ждать не бывает.
– Ваше превосходительство, стреляют густо… – нерешительно заметил адъютант Острено.
– Вы уверены-с? – ядовито отвечал Нахимов. – А я-то думал, тут пирогами с капустой угощают-с.
– Не бережёте вы себя, Павел Степанович, жизнь ваша нужна России! – решился на вмешательство барон Остен-Сакен.
Формально он был начальником Нахимова, но обладал достаточным умом, чтобы не лезть в военные вопросы.
– Эх, ваше сиятельство, не то вы говорите! Севастополь беречь следует, а убьют меня или вас – беда невелика-с! Вот беда, как убьют князя Васильчикова или Тотлебена. Вот это беда-с! – махнул рукой адмирал. По прошествии нескольких секунд он добавил: – По моему суждению, присылка подкреплений необходима-с.
Остен-Сакен кивнул:
– Не возражаю, Павел Степанович. Сотня казаков имеется в резерве.
– Феофан Христофорович, пишите приказ о присылке подкреплений на Камчатский люнет.
Острено быстро набросал приказ. Адмирал посмотрел, завизировал, барон подписал и велел немедля скакать. Адъютант умчался.
– Ваше превосходительство, полковника Тотлебена ранило! – выкрикнул посыльный. – И, зная отношение адмирала к главному инженеру Севастопольской обороны, поспешил добавить: – Осмелюсь доложить, сестрица милосердия Дарья смотрела его на люнете, перевязала, отправила в госпиталь и сказала, что ранение лёгкое и что Марья Захаровна за день-другой на ноги поставит.
Адмирал вздохнул с облегчением, но высказаться на эту тему не успел.
– Кажется, вторую волну пехоты готовят, ваше превосходительство. Там, где рядом три бугорка, чуть подалее…
– Подзорную трубу!
Нахимов встал на банкет. Видимо, видно было плохо, поскольку адмирал влез ещё выше.
– Ваше превосходительство, ведь они по вам целятся.
– Не каждая пуля в лоб! – отрезал Нахимов.
Жан-охотник дождался своего шанса. Высокая сутулая фигура в сюртуке с золотыми эполетами застыла с подзорной трубой. Лучшего момента не стоило ожидать.
Стрелок даже не потрудился разглядеть результат. Вместо этого он, подхватив штуцер наперевес, рванул что было духу по траншее в сторону запасной позиции. И успел вовремя. По уже отработанной практике наводчик гранатомёта, увидев облачко дыма от штуцерного выстрела, немедленно приказал перенести огонь на обнаруженную позицию стрелка. С трёх гранат траншея превратилась в воронку. Но штуцерник уже унёс ноги с опасного места. Только обосновавшись на хорошо замаскированной точке, Жан осмелился глянуть на результат. Судя по суете, он попал точно. К этому месту подбегали один за другим офицеры, но стрелять не было возможности: слишком уж быстро и беспорядочно они двигались. Да и не на лейтенантов шла охота.
Сам же охотник без особой спешки перезарядил штуцер и снова принялся терпеливо ждать. Должна была появиться вторая цель.
Тяжёлая штуцерная пуля попала адмиралу в голову и вышла через затылок. Нахимов осел на банкет.
Совместный горестный крик окружения адмирала заставил Дашу поднять голову. Она в этот момент как раз закончила перевязывать матроса с ранением в предплечье. С её места до банкета, на который упал Нахимов, было не более двадцати шагов. Видно было, что раненый ещё дышит.
Дарья мгновенно подумала, что этот случай самый что ни на есть крайний, достала заветную серебряную вещицу и вызвала Марью Захаровну. Изложение истории болезни было столь же кратким, сколь и ответ госпожи лекаря:
– Адмирала перевязать, никуда не везти, подложить под него шинель. Я скоро буду.
Сестра милосердия мелкой рысцой подбежала к банкету. Дальше началось нечто не вполне привычное для господ офицеров. От девчонки последовали команды:
– Всем отойти! Шинель сюда! Марья Захаровна скоро будет.
Дарью уже хорошо знали, поэтому ей доверились. Пока порученец бегал за шинелью, руки девушки сноровисто перевязывали раненого. Свита стояла чуть поодаль и шёпотом комментировала:
– Эко Дарья-то командует. Чисто штаб-офицер.
– Главное, чтоб Марья Захаровна приехала поскорее. Уж она вызволит.
Получив вызов, Мариэла действовала быстро и уверенно. Скорым шагом она прошла к выходу.
– Коня! – прозвучала резкая команда.
– Марь Захарна, – осмелился вякнуть казачок, исполнявший обязанности коновода, – так ведь седло, оно ж…
Вместо ответа лекарь чуть сдвинула вбок свой знаменитый плащ с жёлтой лентой. Под ним оказались мужские штаны. Видимо, к поездке верхом всё было подготовлено заранее. Госпожа доктор уже оказалась в седле, когда казачок взвизгнул:
– Я с вами, не то Тихон Андропыч мне голову оторвёт!
Мариэла кивнула, и оба всадника рванули в галоп.
– Вон скачет!
На этот крик подносчика гранат обернулись все. Сказано было неточно: ехали двое. Мариэлу сопровождал казак.
В лицо госпожу доктора знали не все. Зато все слышали о её плаще. Перед Мариэлой расступились, и молодая женщина легко вспрыгнула на банкет.
Жан-стрелок также узнал плащ. Он подождал, когда цель остановится, и нажал на спуск штуцера. На этот раз он побежал с целью вернуться к своим. Только быстрота ног могла выручить.
Хорунжий обернулся как раз в тот момент, когда Мариэлу снесло пулей с банкета.
– Маша!!!
Казак позднее так и не смог вспомнить, как он оказался рядом с раненой. Он только и успел подумать: «В грудь. Как же она говорила о щите?»
Женщина открыла глаза.
– Машенька, ты только держись, – пробормотал хорунжий, поддерживая лёгкое тело, в то время как Дарья рванулась к наставнице с бинтом наготове.
Мариэла зашлась в жестоком приступе кашля. Брызги крови летели во все стороны.
– Отходит, бедолага, – полушёпотом промолвил стоявший невдалеке артиллерист.
– Долго ждать будете, – прокашляла жертва меткого стрелка, выплёвывая пулю вместе с сгустком крови. – Тихон, сбереги.
Казак подхватил помятую пулю, отрезал ножом кусочек бинта, завернул трофей и сунул в карман.
– Маша, скажи только: что делать надо?
– Вызови Тифора. Я пока поддержу адмирала. Потом меня вместе с ним в госпиталь…
Неболтай машинально отметил, что кровотечение изо рта вроде прекратилось.
– …И еще красного вина бы мне.
– Гришка!!! – гаркнул хорунжий во всю глотку.
Казачок материализовался возле пострадавших.
– Вот те, – в руку посланца ткнулась трёхрублевая ассигнация, – и чтоб тут через полчаса была четверть красного. Хошь деньгой справляйся, хошь добрым словом, хошь пикой. Но доставить
