Последовал вопрос:
– Сударь хорунжий, у вас считается достойным стрелять в тех, кто не является воином?
– У нас, Таррот Гарринович, не принято стрелять в тех, кто не воюет. В частности, не принято стрелять в женщин и детей. Также не принято стрелять в лекарей.
– Мог ли стрелок принять Мариэлу за воина?
– Никак нет. При ней не было винтовки, понятное дело. Охотились именно за Марьей Захаровной, только она была открыта для стрелка.
Последовали движения гребнем, которые никто из людей, разумеется, не понял. Дракон чуть прикрыл глаза, потом их открыл.
– В традициях моего народа, – в тот момент казаку показалось, что тон дракона предельно холоден, – мстить за нападение на тех, кто не является воином.
Малах отреагировал первым:
– Друг, что ты намерен делать?
– Я буду топить корабли. Флаги мне известны.
При всей своей здоровой наглости (а иные в пластуны не попадают) казак проявил осторожность на уровне хорошего дипломата:
– Таррот Гарринович, не будет с моей стороны невежливым спросить: как вы это собираетесь делать?
– Я буду с большой высоты ночью поражать их большими «Ледяными копьями».
Последний термин был знаком Неболтаю. Тот в своё время усвоил, что это средство для метания больших кусков льда какой угодно формы, хотя обычно маги предпочитали придавать ледяшкам вид наконечников холодного оружия. Вот почему последовал вопрос:
– Какими именно?
Вопрос не отличался точностью формулировки, но дракон понял правильно.
– Шар диаметром полтора маэрских ярда.
Хорунжий напрягся и проявил ещё большее дипломатическое искусство:
– Таррот Гарринович, не смею вам приказывать, могу лишь просить. Подождите с вашими действиями, пока я не доложу Владимир Николаевичу или Михаил Григорьевичу. Возможно, вы получите от господ офицеров полезный совет. Я всё же не моряк. Что касается решения мстить, то нахожусь полностью на вашей стороне. – Бедняга казак аж вспотел, выдав такую длинную фразу с использованием самых барских слов, притом обходясь без простонародных выражений.
Дракон кивнул.
– Хорошо, я подожду сутки. Если судари моряки пожелают, они могут навестить меня для беседы.
Малах высказался вежливо, но твёрдо:
– Тихон Андропович, нам с Тарротом Гарриновичем желательно переговорить на темы, касающиеся нашей группы.
Казак отвесил поклон в офицерском стиле и распрощался. Он спешил застать Семакова на причале, зная, что «Морской дракон» должен вскоре вернуться.
В пещере состоялся несколько напряжённый разговор.
– Таррот, ты втягиваешь группу в войну, которая нам совершенно не нужна.
– Ты ошибаешься, командор. Это меня втянули в эту войну. Не забывай: я не человек. Это в наших правилах – не спускать никому покушение на целителя.
– Мариэла тоже человек.
– Она, сама того не зная, стала членом моего рода.
– Если тебя обнаружат, начнётся усиленная охота на всех нас, и тебя в том числе, а уж о Мариэле и не говорю.
– Не обнаружат. Атаковать буду ночью.
Малах оказался в деликатном положении. Его должность командора позволяла просто отдать соответствующий приказ, и дракон (уж он и его соплеменники знали получше людей, что такое дисциплина) подчинился бы. Но именно эта вполне естественная запретительская реакция была Малаху весьма не по душе. И он принял решение:
– Давай, друг, сперва выслушаем местных. Лишняя информация нам никак не повредит.
Дракон наклонил голову в знак согласия.
Почтеннейшая Моана получила длинное письмо (или даже целый пакет) от мужа. Разумеется, она прочитала его весьма внимательно – должность к тому обязывала.
Те смутные догадки, которые у неё к тому времени появились, обратились подозрениями. Правда, уверенности ещё не было.
Как всегда, глаза Моаны в процессе анализа приняли отсутствующее выражение. Размышления главы аналитической службы Академии длились достаточно долго – целых восемь минут. Первым побуждением после этого было вызвать Сарата и расспросить о событиях во всех подробностях. Но потом госпожа академик приняла иное решение.
На бумагу лёг список вопросов, которому предстояло отправиться в Заокеанию. Возможно, сколько-то из них получат ответ не сразу, а лишь по пересылке их через портал и получении ответов с Земли. Пусть так. Но ответы необходимы.
Подозрения – это не то, что позволительно оставить без внимания начальнику службы, предназначенной для того, чтобы получать информацию и делать выводы.
Командир «Морского дракона» был весь день весьма занят.
Ещё до начала выхода этого корабля, а также пароходофрегата «Херсонес» в море Семакова отдал распоряжения Рудневу:
– Иван Григорьевич, мы будем отрабатывать манёвры. Вы помните, что повороты с помощью новых движков могут получиться гораздо более резкими, чем если бы вы использовали только руль. Задействуя вот эти движки, обязательно давайте предупреждения экипажу, в первую очередь трюмным. Пусть хватаются за любую опору, а ещё лучше: предусмотрите для этого леера. Далее: трюмные унтеры должны до начала манёвров закрепить всё по-штормовому. Креплений не жалеть! Не ровён час, что-то тяжёлое оторвётся… ну, вы представляете. Наша с вами задача: чтобы корабли в настоящем бою – а он нам вскоре предстоит, будьте уверены – получили как можно меньшие повреждения. В идеале – обойтись бы и вовсе без них, но такое достичь… по крайней мере, мы будем стараться. Однако подносчики гранат должны работать, как часовой механизм от брегета.
– Владимир Николаевич, не будет ли разумно обмениваться сообщениями между нашими кораблями также с помощью флажного семафора?
– Да, но только не в горячке боя. Ваш корабль стал настолько быстрым, что боевые команды придётся исполнять мгновенно, а флажные сигналы или семафор – сами знаете, на них и минуту потерять можно, и даже того больше, а нам такое непозволительно. Ну, с богом! Через пятнадцать минут отход.
Манёвры были не те, на которые рассчитывал и к которым привык капитан-лейтенант Руднев. В море на волнах покачивались щиты для стрельб, но как раз использовать орудия или, тем паче, гранатомёты, не предполагалось. Вместо этого в ходовой рубке «Херсонеса» звучало:
– Руднев, подходить на полном ходу курсом норд-вест! По достижении дистанции десять кабельтовых поворот лево на борт, курс зюйд-ост! Первым этот заход отработаю я, вы за мной, дистанция шесть кабельтовых. Начали!
С трёх попыток манёвр стал получаться.
– А теперь иначе: мой поворот будет менее резким, но на большей скорости, я отвлекаю ответный залп на себя, а вам отработать прежний, так что на «Дракона» не смотрите. Ну, начали!
Было уже совсем темно, когда оба корабля подошли к причалу севастопольского порта. При свете фонаря отчётливо выделялась фигура казачьего хорунжего.
– Что-то неладное, Владимир Николаевич, – предположил старший помощник и оказался прав.
Ответом на выданные казаком новости были военно-морские ругательства со стороны обоих офицеров. К чести моряков будь сказано: беседа секунд через десять перешла в конструктивную плоскость.
– Что мы можем сделать?
– Там у госпиталя собрали средства для Марьи Захаровны. Купить чтобы камушки нужные. Но тут другое дело. Таррот Горыныч просил его навестить.
– Прямо сегодняшней ночью?
– Да.
Прозвучало так, что все возражения отпали.
– Надо идти на баркасе. Вон он, кстати. По дороге об этом деле ни слова, – распорядился Семаков.
Мариэла спала урывками. Каждый час конструкты, наложенные на раненого
