дурацкими затеями! Сначала глупый маскарад – какая-то дьявольщина, которая не могла закончиться ничем хорошим. Враки или нет, а от диких языческих штучек нужно держаться подальше. Беду накликать – раз плюнуть. Попробуй из нее выпутаться!
– Я боюсь... – захныкала Алина. – Ты сумеешь найти дорогу до дома?
Бутылкин бросил на нее свирепый взгляд.
– Хватит ныть! Ты же сама навязалась – из-за этих певичек, Леи и Чары. Думала, они меня станут соблазнять, строить глазки и уведут в ледяное царство? Ха-ха-ха! – злорадно засмеялся он. – Где я буду тебе изменять, прямо на снегу, между берез и елок!
Алина размахнулась и ударила его по щеке – неожиданно больно: снежные корки, образовавшиеся на ее варежках, оцарапали ему кожу.
– Дура... – прошипел он. – Бешеная кошка.
Она еще в школе славилась взрывным характером. Годы брака, беременности и роды, забота о детях, хозяйство несколько укротили ее нрав, но в иные минуты домашняя кошечка выпускала коготки.
– Мы возвращаемся. Я больше не намерена здесь мерзнуть из-за чьего-то геройства.
Алина решительно повернулась и заплакала. Вот благодарность за то, что она посвятила себя семье! Пока она, как наседка, высиживает цыплят, ее петушок расправляет хвост перед молоденькими курочками. Степан прав: она самая настоящая дура. Так ей и надо.
Бутылкин зло сплюнул и зашагал, как ему казалось, в сторону главной аллеи. Они сделали круг и оказались на том же месте, где потеряли Борецкого. Алина определила это по множеству следов, почти занесенных снегом.
– Вот, блин...
– Ну и что делать? – ехидно усмехнулась она. – Привел, Сусанин?
Второй круг получился шире, но главная аллея упорно пряталась от разъяренной супружеской четы. Алина упала духом.
– Илья-а-ааа! – в очередной раз крикнул Бутылкин. – Э-ге-ге-гей! Кто-нибу-у-удь!
И – о чудо! – вместе со свистом ветра из чащи донесся голос Борецкого.
Троица вновь воссоединилась. Бутылкины перестали дуться и вернулись к образу любящих мужа и жены: нужно было держать марку. Хотя кто может объяснить, зачем?
Алина уже не капризничала, а, сцепив зубы, шаг за шагом брела по глубокому снегу. Степан заботливо подавал ей руку, подбадривал и даже отпустил пару шуток.
– Я думал, вы вернулись, – объяснил Илья. – И тут слышу – аукаете.
– Веди нас домой, – потребовала Алина. – Мы дороги не знаем.
– Хорошо. Только проверю овраг, здесь рядом.
Спускались в овраг осторожно, но Бутылкин все же поскользнулся и кубарем скатился вниз. Отряхиваясь, он проклинал на все лады глупую вылазку и Вишнякова, который за каким-то чертом потащился в лес.
Заметенная снегом впадина оказалась длинной и местами довольно широкой. Когда «спасатели» совершенно обессилели и не чувствовали от холода ни рук, ни ног, Борецкий наткнулся на странный серый сугроб. То был человек в темном полушубке, присыпанный снегом.
– Егор, ты?
Человек замерз и не мог говорить, даже глаз не открывал. Его ресницы, белые от инея, дрогнули. Илья осторожно коснулся его лица.
– Егор...
Это был Вишняков, в шерстяной шапке, видимо, первой, попавшейся под руку на вешалке в холле, когда он поспешно одевался, бросаясь вслед за незваными гостями. Полушубок тоже с чужого плеча – определил Борецкий: один из приготовленных для ряженья.
– Ты цел? – присел он на корточки перед приятелем. – Что-нибудь болит? Идти сможешь?
Рядом склонились, дыша в затылок, Бутылкины.
– Он жив? – прошептала Алина.
– Жив, не видишь?
– Надо растереть ему руки и лицо.
– Если обморозился, это не рекомендуется. Позови остальных, – распорядился Степан. – Наверное, придется его нести.
Алина недовольно шмыгнула носом.
– Кого звать-то? Астра с Матвеем далеко, не услышат. А девчонки-певицы уже давно дома сидят, греются. Да и какая от них помощь?
Борецкий тем временем пытался влить в рот замерзшему каплю коньяка из плоской металлической бутылочки.
– Хорошо, что я спиртное захватил.
– Дай мне глотнуть! – взмолилась Алина.
– Сначала он...
Мало-помалу Вишняков пришел в себя, шевельнулся, приоткрыл глаза. Несколько глотков горячительного привели его в чувство, но самостоятельно встать он не смог.
– Степа, давай поднимем его...
Тело Вишнякова не слушалось.
– Подвигай пальцами, – говорил ему Борецкий. – Получается?
Тот слабо кивнул.
– Слава богу! – обрадовалась Алина. – Надеюсь, все обойдется. Он тепло одет. Замерз оттого, что сидел в снегу без движения. Может, ногу подвернул? Где-нибудь болит, Егор?
Вишняков плохо понимал, что происходит. Он переводил бессмысленный взгляд то на одного, то на другого и молчал.
– Как ты здесь оказался? – спросил Борецкий.
– Доберемся до дома, там выясним, – сказал Степан. – Ему нужно побыстрее согреться. Давай поглядим, вдруг нога сломана?
Ноги Вишнякова оказались целы, но правая лодыжка распухла.
– Будем вытаскивать его из оврага. Так, взяли! – Борецкий взвалил на себя пострадавшего и, кряхтя от тяжести, двинулся наверх.
Бутылкин поддерживал снизу, карабкаясь следом.
– А мы дорогу найдем? – испугалась Алина.
Снег шел густо, и в пяти шагах уже ничего нельзя было рассмотреть.
Несмотря на ночной переполох и сердечный приступ, Ульяновна навела в кухне идеальный порядок, налепила пирожков с ливером и поставила их в духовку.
– Ах ты, господи, – приговаривала она, помешивая ложкой крепкий бульон. – Ах ты, беда какая!
– Что вы все причитаете? – не выдержала Юна. – Никто ведь не умер! Даже не пропало ничего.
– А Егор Николаевич?
– Найдут его.
Все девушки, кроме Чары и Леи, сидели за столом, пили вино и закусывали, вяло обсуждая ночное вторжение.
– Я спала как убитая, – прикрыв ладошкой рот, зевнула Юна. – Пока не раздались ваши крики.
Ее рыжие кудри соперничали блеском с начищенной медной посудой, которая украшала стену.
– Ты бы тоже заорала, – с сердцем произнесла Ульяновна. – Еще не так!
– Хватит вам, – простонала Бэла.
От пережитого волнения у нее усилилось кровотечение, чем она была крайне расстроена.
– Тебе лучше? – спросила Мио, которую даже попытка ограбления не вывела из привычной меланхолии. – Таблетку приняла?
– Две, но что-то пока никакого облегчения.
– Ничего, поможет.
– Ты Калганову дозвонилась?
– Нет. Связь отсутствует... Наверное, из-за снегопада.
