44
В холодном гостиничном номере им было жарко.
— Боже, Ермаков, — воскликнула она, примащиваясь на его голой вздымающейся груди.
— Ты волшебная, — произнес он.
— Самая обычная, — она наморщила носик. Ему нравилось, как ее пальцы изучают его тело. Прощупывают, мнут.
— Чем ты планируешь заниматься? — спросил Андрей.
— Собраться с силами и пойти покурить, — она потянулась. — А потом проверить, остались ли силы у тебя.
— Голосую за. Но я про долгосрочные планы вообще-то. Что ты будешь делать после Нового года?
— Сейчас слово вспомню. Прозябать — вот. Буду активно прозябать и вырождаться.
— А серьезно?
— Серьезно — не знаю. Деньги есть пока, в стриптиз возвращаться не хочу, да и не возьмут меня. Учиться, наверное. Так ведь все бывшие стриптизерши говорят? Освою специальность. Или не освою…
— Слушай, — он потерся носом о ее кудри. — У нас на телевидении парень уволился. Вакансия освободилась. Гостевой редактор.
— А что нужно делать?
— Находить героев для передач. Ты человек общительный, мобильный, у тебя бы получилось.
— Хочешь любовницу на канал протащить?
— Я своего сумасшедшего приятеля-уфолога пытался туда устроить, но он совсем безалаберный.
— А специальное образование?
— Само собой. Университет гостевых редакторов.
— Блин! — она откатилась от него. — Неожиданное предложение.
— Но ты реши в ближайшее время. Пока место не занято.
Ника посмотрела на него из-за вьющихся прядей.
— А вакансии звукорежиссера у вас нет? Устроишь Толю, будем рядом всегда.
— Я был бы не против.
— Не верю я в такие хэппи-энды. Предпочитаю наслаждаться текущим моментом.
— Но…
— Пошли курить, — она встала, демонстрируя свою ослепительную наготу. Надела трусики. Балахон прикрыл подтянутые ягодицы.
Он облачился в джинсы и свитер на голое тело.
Лампа возле лестницы то включалась, то выключалась, темнота выплескивалась из-за угла и тут же всасывалась обратно. Сквозняк леденил ступни. В курилке стояли столик с пепельницей и два облезлых кресла. Ника забралась на сиденье с ногами, щелкнула зажигалкой.
Он устроился на подлокотнике. Не успел прикурить, как в кармане зазвонил телефон.
— Толик, — пробормотал он, поднося мобильник к уху: — Ты чего не спишь?
И тут же отбросил шутливый тон. Голос друга с трудом узнавался.
— Да тут не до сна в общем-то.
— Включи громкую связь, — шепнула Ника, встревоженная реакцией Андрея.
— Что произошло? Ты где?
В динамике шумел ветер, фоном разговаривали какие-то люди.
— В ДК.
— Кто там с тобой?
— Кого тут только нет. Начальство, полиция, пожарные.
Андрей и Ника переглянулись.
— Не могу долго говорить. После того как я вас провел, я пошел в нашу каморку. Там был Чупакабра. Он рассыпал по полу кинопленку и облил скипидаром. Напал на меня, шандарахнул усилителем.
«Чупакабра? — ахнул про себя Андрей. — Безвредный алкаш?»
— Он сказал мне, перед тем как вырубить: «Пятый ключ поворачивается».
Ника смачно выругалась.
— Привет, Ковач, — сказал Хитров.
— Привет, Толь. Как ты себя чувствуешь?
— Как несостоявшееся жаркое. Чупакабра поджег конуру и запер меня внутри. Я вылез в актовый зал через оконце. Повезло, что Чупакабра этого не предусмотрел.
— Он сбежал?
— Нет, он мертв. Перерезал себе глотку напротив кабинета нашего уважаемого Матая.
«Марионетка, — подумал Андрей, — их используют как марионеток».
— Нам приехать? — спросила напряженная Ника.
— Нет, все уже закончилось. Чердак потушили, показания следователям я дал. Отделался испугом и шишкой. Поползу домой. Успокаивать Лару и родителей.
— Дружище, — Андрей подыскивал слова, — как нас угораздило, дружище?
Кто-то окликнул Хитрова.
— Иду, — крикнул он и сказал в трубку: — Мы привлекли его внимание. Оно хочет нас устранить.
— Ты в рубашке родился, Толь, — сказала Ника.
— Надеюсь, — усмехнулся Хитров. — Простите, что испортил настроение.
— Отдыхай, — сказал Андрей, — выспись как следует.
Минуту они молчали, потом Ника прижалась к нему.
— Мне страшно.
«И мне», — подумал он.
Издалека раздался щелкающий звук, словно гнули колоду пластиковых карт.
Боль обрушилась на Андрея, ему показалось, что кувалда размозжила коленные чашечки. Что крысы вгрызлись в мякоть икр. Подобное было у Эдгара По, да, крысы и заточенный маятник. Невидимое лезвие полоснуло по щиколоткам. Ноги подкосились, он ухватился за кресло.
Обескураженная Ника метнулась на помощь.
— Что? Что такое?
— В номер, — процедил он сквозь зубы, — скорее!
Ничего общего с ревматическими болями роста это не имело. Мышцы натягивались винтом, ступни норовили вывернуться, сломаться, а кости — полезть из штанин. Твой скелет ненавидит тебя и желает отринуть маскировку плоти.
Едва перебирая конечностями, он ковылял за Никой. Девушка поддерживала за локоть. Колени хрустели, снаружи нарастал щелкающий звук.
В пустых комнатах ночной гостиницы копошились тараканы.
У лестницы стояла костяная кукла. Тощий силуэт, похожий на узника концлагеря. Свет вспыхивал и гас, и в его мигании детали куклы непрерывно двигались, словно перетасовывались. Поднимались и опускались ключицы, позвонки сокращались. Длинная шевелящаяся тень простиралась к людям, тонкие руки-ветки сновали по стенам. Царапали вылинявшие обои. Кукла заклокотала и пошла вперед. Ее ребра клацали, как дополнительная пасть, как капкан, лицо-череп злорадно ухмылялось.
Превозмогая боль, Андрей похромал к номеру. Что-то кричала Ника. Шева скользила по коридору, щеря высеченный на плоской костяной плашке рот. В очерченных узором глазницах вращались глаза-шары.
Щелк… щелк… щелк… — крутились шарниры.
Андрей ввалился в номер, Ника захлопнула дверь и ринулась к одежде.
Щелк! Щелк! Щелк!
Андрей упал на колени. Он ждал, что коленные чашечки разобьются, точно фарфор или яичная скорлупа, из них выльется гнилой белок. Муравьи и крысы орудовали в полых костях, расширяли туннели в мясе.
Он таращился на дверь — сейчас она приоткроется, и желтая рука ощупает притвор.
Ника возникла в поле зрения, заслонила дверь.
— Уйди! — задыхаясь, выкрикнул Андрей.
Она отскочила к нему. На дверной ручке остался болтаться
