Облонг говорил о странном цветущем дереве, изображенном на фресках церковной башни. В записи не было никаких явных отсылок к камням или точке перехода. Зеленый Человек считался важной фигурой сельской мифологии Европы, но никакой очевидной связи с Лост Акром тут не прослеживалось. Что же касается Молота… Здесь, как он чуял, скрывалась какая-то более древняя загадка.
Наконец Ференсен вспомнил своего пьянчугу отца и его побои. Припомнил храбрые попытки матери защитить детей и ее раннюю смерть, распростертое на земляном полу лачуги тело. Наконец, но не в последнюю очередь, мысли Ференсена вернулись к невероятным талантам сестры. Морвал улавливала не только внешний вид, но саму душу вещей.
Ференсен вышел на улицу, чтобы посмотреть на звезды, которые начинали тускнеть с приближением восхода.
Он намеренно соблюдал такой режим, который помогал удерживать прошлое на расстоянии: только спорт и вежливость, никаких сердечных разговоров, ничего, что могло бы вызвать у собеседников интерес к его прошлому. Физические упражнения способствовали крепкому сну.
Несмотря на вечерние откровения, его защитный механизм продолжал держать древнюю историю в отдалении. Наяву и во сне он мог закрывать сознание от любых нежелательных образов — здесь колонна пехоты, там — коракл, орошенный кровью каменный алтарь…
Только буквы не выходили из головы. Они были будто выбиты в камне: его буквы, его язык.
Druidus[36].
Exercitus[37].
Ferox.
И да… Грегориус.
Облонг забрался в постель с ощущением собственной правоты, хотя это касалось не столько самого учителя, сколько его предмета. История запустила свои когти в нынешний день, и он не сомневался, что все только начинается.
6. На следующее утро
Несмотря на хорошую погоду, рассвет застал город в удручающем состоянии. За много столетий в Ротервирде не пострадала ни одна башня. Сознание жителей прожигали обугленные балки перекрытий. Сажа, точно проказа, покрывала крыши и стены.
Сноркел проявил себя с лучшей стороны: еще до завтрака монтажники в красных защитных касках и зеленых куртках принялись сновать по стремянкам вверх и вниз, напоминая крылатых жуков. К наступлению дня следы пожара были закрыты брезентом.
Но Сноркел все равно чувствовал, что его и тут обошли. Не посоветовавшись с ним, сэр Веронал предложил финансовую помощь всем пострадавшим домовладельцам; появившаяся в манерах Сликстоуна гордыня только укрепляла Сноркела в опасениях по поводу политических амбиций нового хозяина поместья. Этот человек владел яхтами, домами и самолетами — а теперь он желал добавить в свое портфолио еще и город.
Сноркел больше не верил в анонимность письма, которое заставило его пригласить сэра Веронала в Ротервирд; мэр начал подозревать, что сэр Веронал подстроил все сам, прибегнув к помощи местного шпиона. В конечном итоге, как сам Сноркел прекрасно знал, у каждого есть цена.
Он чувствовал собственную уязвимость в преддверии единственной политической процедуры, с которой ничего не мог поделать, — проводившихся раз в пять лет муниципальных выборов, назначенных на следующую зиму. Династия Сноркелов десятилетиями успешно избегала переизбрания, но сэр Веронал не удовольствуется второстепенной ролью. После года постоянного проживания в городе он получал право как голосовать, так и выдвигать свою кандидатуру. Сноркелу не устоять.
Он должен был нанести упреждающий удар.
Горэмбьюри оставался в секции «Драгоценных камней и геологии» до открытия библиотеки, успев в промежутке поспать три часа. К его удивлению, первым утренним посетителем оказался Стриммер.
— Мистер Горэмбьюри! Зарылись в науку?
— Простите, что?
— Просто шучу. «Драгоценные камни и геология», и все такое.
— А-а.
— Неужели вас направили сюда по работе?
— Если до вас еще не дошли новости, я безработный. Так что решил вернуться к учебе — сегодня день геологии.
Стриммер одарил Горэмбьюри подозрительной улыбочкой и вышел. Не укрылся от внимания бывшего секретаря и тот факт, что ученый не выказал ни малейшего интереса ни к одной книге.
Второй заглянула Орелия, принесла кофе и печенье. Позже с припасами подоспел Борис. Никто из них не мог понять, зачем Стриммер явился в подвал библиотеки. В конце рабочего дня Горэмбьюри сложил свои книги в аккуратную стопку и написал запрос библиотекарю, чтобы тот оставил выбранную литературу за ним. Когда библиотека уже закрывалась, он спрятался в каморке со швабрами.
Время шло, и дежурство продолжалось. К собственному изумлению и радости, Горэмбьюри начал искренне интересоваться красотой и нерушимостью камня.
Валорхенд было нетрудно принять концепцию Лост Акра, тайного мира с отдельными точками доступа и новыми физическими законами. Еще совсем недавно ее собственный мир не догадывался о том, что электроны могут свободно исчезать в одном месте, а затем возникать в другом без какого-либо видимого движения. Почему бы не поверить в существование явлений, напоминавших о правилах квантовой механики, только действующих в более значительных масштабах? Учитывая, что клетки могут по своей воле соединяться и делиться, идея точки перехода казалась вполне правдоподобной.
Ее больше тревожил факт исчезновения самой главной книги из чердачного помещения над кабинетом Стриммера, и девушка винила себя в том, что не заметила странный выступ на крыше раньше. В холодном свете дня ей было сложно вызывать Стриммера на откровенный разговор, но на этот раз ничего делать и не пришлось.
Виксен как раз черкала красной ручкой экзаменационные работы по шести видам кварков, — «сортам» кварков, именуемых, как ни странно, «ароматами», — когда Стриммер сам пришел к ней. Он принес кофе, и не только для себя, но и для нее, что было для него совсем не характерно.
— Где ты пропадала вчера ночью?
— То там, то здесь, разжигала пожар.
Стриммер пропустил мимо ушей ее нелюбезное замечание.
— А может, возвращала просроченные книжки?
Валорхенд уставилась на Стриммера. Откуда, черт возьми, он мог знать? Вместе с тем в его интересе можно было найти свои плюсы.
— Зачем спрашивать, если сам знаешь?
— Я знаю только, что ты там была. Но понятия не имею, за какими сокровищами охотилась.
Валорхенд решила рискнуть:
— Твоя комната на чердаке вызвала определенные вопросы. Мне хотелось выяснить побольше.
Стриммер прищурился:
— Откуда ты об этом знаешь?
— Мне рассказал Фласк. — Она произнесла эту ложь с такой бравадой, что Стриммер не моргнув проглотил наживку.
— Ну, кое-что ты упустила.
— Неужели?
— Мою тайну.
— Разве что ты называешь своей тайной «Книгу римских рецептов».
Стриммер побледнел — конечно же, он первым нашел книгу. Или нет? На толстом слое пыли не было никаких следов. Может быть, Фласк все это время о ней знал.
— И что ты о ней думаешь? — быстро спросила Валорхенд.
— Линии и цветные кружки — какая-то ерунда, — ответил Стриммер.
— Ерунда в такой-то серьезной обложке? Пораскинь мозгами.
— На каждой странице по четыре квадрата, в каждом по четыре вертикальных внутренних линии, шесть, если считать с краями, и в каждом квадрате только по одному кругу на каждой из четырех внутренних линий. Круги четырех разных цветов. Каждый цвет встречается на странице только раз, но положение постоянно меняется