Имоджин взглянула на него, нервно хохотнула и скомандовала:
– Пошли.
Он выждал, пока она добралась до следующего дерева, и пошёл за нею. Осторожности ради они уговорились держать между собой двадцать футов[29]. Имоджин опробовала каждый шаг, прежде чем перенести весь вес на ноги. Несколько прогнивших досок упали вниз, в воду. У каждого нового дерева они устраивали отдых, переводя дыхание и оценивая проход впереди. Так шагая, скоро они уже потеряли из виду твёрдую землю.
Довольно часто висячий проход опускался до каких-нибудь нескольких футов над водой. В таких местах они видели плывущего через муть скорбного карпа, тянущийся за ним шлейф ила и пробудившихся головастиков. Виднелись также и признаки присутствия людей в прошлом: крошащиеся фундаменты, ржавеющие орудия сельского труда, корпус перевёрнутой лодки, поросший водорослями. Такие предметы наводили тоску на Моха. Он почувствовал облегчение, когда проход повёл их выше по деревьям. Ворон летел впереди, его карканье терялось в несмолкающем шуме земноводных. Когда Мох с Имоджин вынужденно замедляли своё продвижение, ворон усаживался на ветку и поджидал их.
Впервые они увидели Глазок сквозь моросящий дождь. Основное монастырское здание, высокий величественный храм, увитый плющом, поднимался из массы строений пониже и главенствовал над островком. Окружающие постройки клонились, подпирая друг друга, как деревянные колоды, оставленные отхлынувшим половодьем. Теперь Мох с Имоджин пробирались бок о бок, укрываясь в деревьях. Она положила руку ему на плечо – для равновесия. В безотчётном порыве он прижался губами к её пальцам. Листья шуршали по каменной кладке, когда немногочисленные птицы срывались с переплетённых веток, но в остальном никакое движение не выдавало, что монастырь обитаем.
– Такое ощущение, будто мы в ловушке, – сказал Мох.
Имоджин подалась назад на каблуках и заглянула ему в лицо.
– Ты зачем здесь? – Мох удивлённо смотрел на неё. – Я знаю, зачем я здесь. А ты здесь зачем? Потому как, если туда идти, надо быть уверенным, что тебе это нужно.
На мгновение Мох задумался:
– По-моему, совсем не случайно Радужник вошёл тогда в мою жизнь: он спас меня, попросил вернуть оцелус в Глазок. Конечно, ему теперь никогда не узнать, сделал я это или нет. Понимаешь, я должен сделать это для него, но не потому, что он меня об этом попросил. Я делаю это потому, что сам он этого сделать не сможет.
Они осторожно прошли до края островка. Доски были скользкими, местами в трещинах. Невзирая на опасность, Мох горел желанием вновь почувствовать под ногами твёрдую землю. Подвесной проход окончился переплетением верёвок у площадки на большой иве. Мох спрыгнул на землю, чтобы осмотреть монастырь. Рядом с ним бухнулась и Имоджин. Они пошли вдоль берега, уходя от прохода на деревьях (всегда опасались, что за ними крадутся), пригибаясь под болотным камышом. Имоджин, приложив палец к губам, указала на землю. В грязи отпечатались лапы большого пса.
– Давай посмотрим, не найдётся ли какой-нибудь незапертой двери, – сказал он. И в тот же миг оцелус стал светиться.
Головастик
– Боже, ну и местечко, – вздохнула Имоджин. – Чуешь, даже в воздухе горечь стоит, – выговорила она в спину шедшему впереди Моху. Они взбирались по тропе, шедшей по склону, где болотную жёлтую калужницу сменяли лиловые венерины башмачки и зелёные папоротники. Над головой Моха в воздухе мигал оцелус. Дождь утих, оставив после себя звуки роняющих капли растений да душераздирающие восторги лягушек. Мох высматривал любые признаки Мемории или её пса. Глазок был средоточием её мира. Уязвимым она его не оставила бы. Пистолет Джэнсона покоился в кармане бушлата Моха.
Глазок, чувствовалось, выбивался из времени, время года на островке никак не вязалось с погодой на всём остальном белом свете. Над головой – небо, заполненное разрозненными облаками. Оно вызывало у Моха впечатление, будто он смотрит со дна глубокого колодца, ощущение, сходное с тем, что охватывало на прогулочном дворике брикскольдской тюрьмы. В дальнем конце тропы на столбе сидел, поддерживая равновесие, ворон и следил за их приближением, перья птицы блестели от росы.
– Это плесень, – пояснил Мох. – Не трись об неё. И старайся в себя не вдыхать. – Мох чуял, что растения составляют первую линию обороны, её назначение – сбить с толку и отвратить незваных гостей. Довольно просто было обнаружить и обойти обычные виды ядовитых растений и грибков. Его же больше всего беспокоила незнакомая микрофлора вроде нитевидного мха с едва заметными вздутиями цвета крови или зловонная оранжевая слизь, расползавшаяся по каменной стене.
Имоджин перешагнула через лишайник, колыхавшийся на камне нитями тонкого кружева на лёгком ветру.
– Мох, я слышу частое дыхание собаки.
Мох обернулся и потащил её вперёд, убеждая:
– Имоджин, нет никакой собаки. Это галлюциногенное воздействие растений. Я его тоже чувствую. Иди не останавливаясь. Ни за что не останавливайся.
Мох ощупывал тропу палкой, не вполне доверяя глазам. Имоджин шла следом, теряясь среди растений, которые качались с обеих сторон в такт её дыханию. Что-то бросилось ей в глаза внизу – под зонтиком из игольчатых листьев.
– Агнец? – вырвалось у неё. – Ты-то здесь зачем? – В тени листьев голова Агнца с глазами, завязанными какой-то мерзкой тряпкой, вгрызалась в землю, перетирая её грязными зубами. Она хотела предупредить Моха, но, когда снова поглядела, голова пропала. Мох взял её за руку. Сама того не сознавая, Имоджин сошла с тропы.
– Нет его тут, – сказал Мох. – Не отпускай мою руку.
Она посмотрела на тёмный оцелус, зависший над головой Моха. Он поразил её своей злобностью, этот выходец из здешнего, чуждого ей мира. Она кивнула Моху: мол, поняла, – но словами ответить так и не смогла.
У вершины склона они, пробравшись через рощу серебристого тополя и развалины, вышли прямо к строениям монастыря. Деревья проросли через булыжники мостовой и из водосточных канав. Мрачные отблески слетали с прожилок металла в старых камнях. Ворон пролетел мимо них к самой высокой точке монастыря Глазка, перемахивая через крыши окружающих строений. У Имоджин не было никакого желания посмотреть, что находилось за стенами.
Воздействие растений понемногу пропало. Усевшись на кусок скалы, пили воду из бутылки, которую Имоджин достала из своей котомки, и соображали, куда идти дальше. Радужник не сказал им, где находится могила Аурели. Можно было потратить много дней, но так и не отыскать её. Хотя островок и был невелик, не больше пары акров, архитектура Глазка была взаимосвязана и плотна, эдакая мозаика из осыпающегося дворца, переулочков и лестниц. Увидев всё это пред собой во всей полноте, Мох ужаснулся. А что, если, забравшись в такую даль, он не сможет выполнить данное Радужнику обещание? Что им делать с этим оцелусом? Немые здания монастыря готового ответа не давали.
Он силился представить себе, как вообще могла бы тут
