В дверном проёме появилась Имоджин с мечом.
– Я убила её.
Аурель
– Она вышла из двери, – объясняла Имоджин. – Я подумала, что она убила тебя. – Мох стоял на крыше, подняв взгляд. Оцелус висел в воздухе. Несмотря на все ужасы последних минут, они ничуть не приблизились к достижению своей цели. Монастырь осмотрели; наверное, следовало бы повнимательнее наблюдать за оцелусом. Может быть, в этом и был единственный способ прорваться сквозь миражи этого островка. Мох выплюнул сгусток крови на землю.
– Она не преминула бы, – сказал он.
– Прости.
– Она должна была убить меня. Ты сделала то, – говорил Мох, всё ещё следя за оцелусом, – что нужно было сделать. Необходимо. Я не виню тебя за это. Та Мемория, которую, как мне казалось, я любил, девочка, упавшая с волнолома, умерла в тот же день. То, что заменило её, было подлым подобием. – Он с отвращением глянул на тощую фигуру на земле и перевернул её ногой. – Может быть, настоящей она никогда не была. Может быть, была она просто прогнившим корнем этого, монстром. Чем обязаны мы людям, которых когда-то любили, если оказались они кем-то другим? Я не знаю.
Имоджин бросила меч и закрыла лицо ладонями.
– У меня даже времени подумать не было.
– А вот за это, по-моему, нам следует быть признательными.
– Смотри.
Оцелус поплыл по воздуху.
Следом за оцелусом они пришли к нише со скопищем теней и сухих листьев. Дверь стояла распахнутой настежь. За нею спиралью уходила вниз лестница, издававшая такое зловоние, какое Мох счёл бы чем угодно, только не приглашением войти. Ступени смутно освещались биолюминесцентной слизью, сочившейся из стен. Лестница была узкой. Мох шёл вслед теперь слабо светящемуся оцелусу. Имоджин – за ним, тыча в тени мечом, с вороном, державшим равновесие на её плече. Лестница была затянута недавно порванной паутиной: если бы не это, она выглядела бы так, будто на неё не ступали много лет, а может, и столетий. После нескольких поворотов Мох поскользнулся, едва удержался на ногах, ухватившись в последний момент за изогнутый поручень.
– Шагай осторожней, – предупредил он. – Земля мокрая.
– Омерзительно, – поморщилась Имоджин.
– Ты видела, там? – Мох уловил проблеск света внизу закругления лестницы. Был он настолько слабым, что, пока не промелькнул снова, Мох не был уверен, что свет был на самом деле. – Э-эй! – заорал он. И беспечно побежал вниз по ступеням.
– Мох, ты какого чёрта выделываешь?
Мох уже добрался до места, где, как ему показалось, он увидел свет, но там ничего не было. Он глянул через плечо, убеждаясь, что Имоджин идёт за ним, а затем опять ринулся по ступеням вниз. Те, сделав ещё несколько поворотов, дошли до дна. Дверь заменяла арка из толстых корней. Где-то в глубине сознания у Моха отложилась мысль: сколько же времени понадобилось кому-то, чтобы заставить корни принять такую замысловатую форму. Подойдя ближе, он понял, что корни – живые, они двигались, свиваясь в петли и узлы. Арка открылась перед оцелусом и теперь закрывалась. Не раздумывая, Мох прыгнул в неё. Арка обратилась в быстро сужавшуюся щель. Имоджин просунула в неё руки. Мох ухватил её за запястья и стал тянуть, но корни смыкались вокруг её локтей, пока ему не остались видны одни только её ладони и предплечья, болтающиеся в стене из корневых побегов.
– У меня ломаются руки! – закричала Имоджин. Мох схватил её руки и толкнул их обратно в щель. На секунду увидел, как мелькнул в оставшемся отверстии её глаз, и вдруг неожиданно он остался один. Со злости он пихнул стену из корней ногой.
– Имоджин, – кричал он. – Имоджин! – Ответа не было. Попытался было развести корневые побеги, но они успели образовать прочную, непреодолимую преграду. Выхода не было, оставалось только идти дальше. Впереди в нескольких шагах что-то зашуршало. Какая-то особь выступила вперёд, сдирая со своего тела вековую паутину и цепкие корешки. Оцелус тускло осветил её преувеличенных размеров башку. Мох затаил дыхание, пока нечто приближалось к нему. Сначала он подумал, что оно страдает каким-то заболеванием, от которого кожа на ней повисла лохмотьями. И лишь через какое-то время понял, что кожу этой особи составляла шелуха из толстого слоя газет, битком набитого мокрицами и многоножками. Глаза бумажного чудища сидели в глубоких глазницах, ртом служила шероховатая щель с рядом крошечных зубов. Перемещалось оно на ногах с копытами, волоча за собой грязные обрывки. Остановилась бумажная мумия довольно близко от Моха, чтобы тот почуял её отдающее плесенью дыхание.
– Тут Аурель похоронена? – спросил Мох, жалея, что при нём нет меча. Он довольствовался пистолетом, который достал из кармана.
Мумия некоторое время двигала ртом, прежде чем прошептала:
– Не здесь, но я могу отвести тебя туда.
– Это далеко?
– Не далеко. Не надо пугаться.
У Моха только и выбор был: либо оставаться, либо следовать за странной особью. Промелькнула мысль: а имел ли Радужник представление, о чём просил своего друга?
– Это тебе здесь не понадобится, – произнесла мумия. Мох удивился. Он и забыл уже, что держит в руке пистолет. Кивнув, бросил оружие на пол.
– Где могила?
– Иди сюда. – Бумажная мумия схватила оцелус длинными пальцами и сделала несколько шагов. Остановилась и глянула через плечо:
– Ты идёшь?
– Иду, – сказал Мох.
Бумажное существо пошло дальше странной переваливающейся с боку на бок походкой, и они миновали множество проходов, пустых помещений и лестниц. Мох оставил надежду запомнить этот путь уже через несколько минут. Убеждённый, что они только что прошли какое-то помещение во второй раз, он дал волю своему нетерпению.
– Ты куда меня ведёшь? – Машинально попытался ухватить мумию за облезавшее плечо, но его пальцы лишь глубоко ушли в гниющую бумагу.
– Вообще-то, мы уже пришли, – произнёс бумажный проводник, отступая назад и, по-видимому, испытывая лишь лёгкую неловкость. Мумия уставилась на Моха чёрными немигающими глазами. Стояли они возле высокой, частично занавешенной двери. – Ты в этом уверен? Уверен, что это то, что нам нужно? Наверное, проще было бы оставить тебя в одиночестве. Мы сделаны из такой непрочной материи. – Мумия повернула башку в сторону. В смутном свете оцелуса руки её были сплошь усыпаны неугомонными насекомыми. Существо разжало пальцы и выпустило оцелус.
– Открой дверь, – сказал Мох.
– Надеюсь, ты нашёл, что искал. – С этими словами она откинула занавеску. Дверь, зашелестев, открылась.
Дверь вела к основанию широкой карстовой воронки. Вогнутые известняковые стены вздымались вокруг, словно тающий храм. Дно выстилало море папоротника. В центре сквозь пелену мороси Мох разглядел каменный бюст. Явно старинный, он был испещрён трещинами и зарос лишайником. Мох пошёл к нему, раздвигая доходившие до колена перья папоротника, за ним медленно ковыляла бумажная мумия. Бюст – голова с двумя обоеполыми лицами – стоял на постаменте из ископаемого камня. Мох обошёл его, сопровождаемый взглядом мумии. У него не было сомнений: они пришли куда
