Вокруг мерцали хрусталь люстр и бриллианты в пышных декольте. Даже начищенные подносы бросали дрожащие блики на пурпурные стены и лица игроков, горящие то азартом, то гневом. Чуждый, незнакомый мир, где царят особые правила, а публика взыскательна.
Луиза старалась одновременно не терять нити разговора, метить карты и вести мысленный счет: две победы, один проигрыш. Время от времени она посматривала на часы у дальней стены, возле которых стоял крепкий на вид охранник, – вот-вот пробьет десять. Пора бы им появиться. Она заняла такое место, с которого можно было следить за стойкой с фишками, но посетители все прибывали, а Чайки с Олле среди них не было.
– Так отчего, говорите, скончался ваш муж? – осведомился очередной игрок, промакивая лоснящиеся пальцы льняной салфеткой. Очевидно, он только что покинул зал ресторана.
– Это печальная история. Герр Вебер не отличался умеренным аппетитом, и с ним случился апоплексический удар. – Луиза постаралась придать своему лицу горестное выражение.
– Весьма… прискорбно, – нахмурился собеседник и мельком покосился на собственный внушительный живот.
– Как вас записать, фрау? – в очередной раз прогнусавили со стойки.
– Баронесса Жизель Ламби́к, из Галлии, – раздался, пожалуй, слишком громкий, но мелодичный голос с характерным галльским рокочущим акцентом. – Хочу приумножить полученное наследство.
Обернулись почти все, не только Луиза. Наконец-то!
– Прошу прощения, госпожа баронесса, – зачастил гнусавый служащий. – Большая честь для «Эрмелина» принимать такую гостью.
Чайка в роскошном винно-красном бархате и сверкающей стеклярусом полумаске улыбалась слегка высокомерно и обворожительно. За ее спиной возвышался носатый горбун во фраке и котелке, с наголо выбритой головой и зачерненными углем глазницами. Олле.
– А… ваш спутник?.. – осторожно осведомился служащий игорного дома, косясь на его колоритную фигуру.
– Меня сопровождает мой лакей, Жак, – процедила Чайка, задрав подбородок. – Жак, деньги!
Тот незамедлительно водрузил объемистый саквояж из ржаво-коричневой кожи на стойку. На вид там было гораздо больше восьми тысяч. Кто-то в зале присвистнул. Луиза заставила себя отвернуться.
– Думаю, нам стоит продолжить, – обратилась она к своему грузному оппоненту, застывшему с гримасой болезненного любопытства.
– Хм-м?.. Да-да, конечно, – спохватился он, оторвавшись от вида пачек купюр, выкладываемых из саквояжа. – До чего, однако… Хм-м… Чья очередь сдавать карты?
– Моя, – мило улыбнувшись, солгала Луиза.
Покончив с обменом денег, Чайка и Олле обошли первый зал «Эрмелина» по кругу, собирая урожай жадных и заинтересованных взглядов. Луиза искоса наблюдала, как они переходят от стола к столу, как «баронесса галльская» берет у официанта бокал белого игристого вина с ягодами можжевельника на дне и милостиво кивает рвущимся познакомиться игрокам. Похоже, она вполне вжилась в роль благородной и богатой наследницы и нет нужды постоянно на нее оглядываться. Олле не отходил на нее ни на шаг и все время бормотал, как курица-наседка, что при его блестящей голове и фальшивом горбе выглядело комично.
Постепенно толпа почитателей Луизы таяла. Она догадывалась почему: Чайка начала игру, и они, как мотыльки, полетели к ее столу. Так было даже лучше – меньше риска, что кто-то разглядит Луизины неловкие ухищрения с картами.
По залу то и дело разносился громкий смех Чайки, который подхватывала толпа, почти скрывшая ее и Олле из виду. Покинутые дамы морщили точеные носы и перекладывали фишки с места на место. Наконец, когда короткая стрелка на часах была уже на полпути к одиннадцати, Луиза услышала фразу, которую давно ждала.
– Ах, до чего же скучно ставить по двести гульденов на кон! Кто-нибудь из вас примет вызов на четыреста? Или же не будем мелочиться и сыграем на пятьсот?
Желающих оказалось достаточно, но все они, один за другим, сконфуженные покидали стол Чайки. Тут к ней подошел подтянутый распорядитель зала и шепнул что-то на ухо.
– Господа, придется с вами проститься. Но, если кто-то желает, вы можете составить мне компанию во втором зале. – Чайка встала, элегантно придержав юбку, и подала Олле знак собрать фишки. Их было чрезвычайно много.
Луиза выждала, пока они покинут зал, обменяют фишки и поднимутся по мраморной лестнице в сопровождении любопытной публики. Затем сыграла еще две партии с последним противником и последовала их примеру.
Проход на второй этаж «Эрмелина» стоил полторы тысячи гульденов. Луиза мысленно застонала, переведя эту сумму в фабричные зарплаты.
***Слева от лестницы располагалась затемненная комната для игры в рулетку. Видно было лишь спины игроков, окруживших стол. Игроки безмолвствовали. Слышался стрекот механизма и перестук шарика по пронумерованным секторам. Луиза свернула направо.
Зал крупной игры был обставлен с еще большим блеском, граничащим с китчем: пол здесь был устлан восточным ковром, который мягко пружинил при каждом шаге, потолок украшала фривольная, но мастерски написанная фреска с мифологическими мотивами. Старинная статуя Весны из бронзы, стоявшая в углу, подозрительно напоминала ту, что некогда украшала один из коридоров королевского дворца.
Как она и ожидала, Чайка уже успела вызвать всеобщий ажиотаж своим эффектным появлением. Луизе и в голову бы не пришло привлекать к себе столько внимания, поэтому она была довольна своей незаметной ролью. Она выбрала дальний стол напротив большого, блестящего ночным антрацитом окна. За столом царил круглолицый крупье, один из тех, кого не было на первом этаже, – там игра велась исключительно между гостями «Эрмелина», а обстановка была более непринужденная. Едва Луиза начала играть, как тут же поняла, что деньги ее тают, а навык недостаточно хорош. Нужно было только дотянуть до полуночи…
Постепенно громкая болтовня Чайки становилась все расслабленней и развязней, но не выходила за рамки приличия – «баронессе» было необходимо, чтобы ее считали опьяневшей и неосмотрительной. Время близилось к двенадцати.
Когда выигрыш Луизы почти исчез в умелых руках крупье, она решила выйти из игры и дожидаться развязки, наблюдая. Где же Якоб? Неужели он не клюнет на такую яркую наживку? В табачном дыму, заполнявшем зал, ей было все тяжелее дышать, и она вышла на балкон, с которого прекрасно было видно и огненное нутро зала, и переливчатую «веселую улицу».
Она подошла к фигурным перилам и ощутила их холодную каменную гладкость. Ощутила, как нервная испарина улетучивается с ее лба и шеи под дуновением ночного бриза. Так близко к фиаско! Теперь она понимала, как были разорены Фабиан и Павел, а также многие и многие, привлеченные лживыми посулами Удачи. Только бы ее позорный проигрыш никому не навредил.
Улица внизу пестрела плакатами и голосила множеством ртов. Огоньки загорались и гасли. Потоки мужчин текли от одной яркой двери к другой. Не веселье, а дурное забвение дарила эта ярмарка развлечений тоскующим людям.
Вдали, еще более темная на фоне чернильно-синего неба, виднелась часовая башня городской ратуши.
Повернувшись обратно к окну, она заметила, что атмосфера в зале заметно изменилась и оживилась. Луиза пригляделась и увидела, как отечно-полный кудрявый
