– Убей его! – прорычал я человеку, стоявшему рядом со мной, и высвободил Осиное Жало.
Но было поздно: датчане ухитрились вытащить раненого Харальда. Я вложил Осиное Жало в ножны и взялся за Вздох Змея.
В этот день сражения в «стене щитов» закончены. Теперь мы будем охотиться за датчанами по переулкам Феарнхэмма и за его пределами.
* * *Большинство людей Харальда бежали на восток, но не все. Две наши атаки раскололи орду датчан, стиснули ее, и некоторым пришлось спасаться на западе, углубляясь в Уэссекс.
Теперь реку пересекали первые всадники-саксы, преследующие беглецов. За датчанами, которые убегут от этой погони, будут охотиться крестьяне. Тех, что бежали на восток, увозя своего раненого вождя, было больше, и они приостановились в полумиле от Феарнхэмма, чтобы собраться с силами. Но как только появились сакские всадники, эти датчане продолжили отступление. И в Феарнхэмме тоже все еще оставались враги. Они укрылись в домах, где мы охотились на них, как на крыс.
Датчане молили о пощаде, но мы не даровали ее, потому что все еще были рабами неистового желания Этельфлэд.
Я убил человека на навозной куче, рубанув его Вздохом Змея и располосовав его горло наконечником меча. Финан в погоне за двумя датчанами ворвался в дом, и я поспешил за ним, но оба врага были уже мертвы к тому времени, как я влетел в дверь.
Финан швырнул мне золотой браслет, а потом мы оба окунулись в освещенный солнцем хаос.
Всадники галопом скакали по улице, выискивая врагов. Я услышал крик позади хижины, мы с Финаном побежали туда и увидели огромного датчанина – на руках его блестели серебряные и золотые браслеты, на шее висела золотая цепь; он сражался с тремя мерсийцами. Я понял, что это капитан корабля, человек, который привел свои команды на службу Харальду в надежде найти себе земли в стране восточных саксов. Но вместо земель нашел могилу в краю восточных саксов.
Он был умелым и быстрым, его меч и помятый щит сдерживали атакующих, а потом датчанин увидел меня и по моему военному снаряжению распознал во мне богача. В тот же миг трое мерсийцев шагнули назад, чтобы предоставить мне привилегию убить здоровяка.
– Крепко держи свой меч, – сказал я ему.
Тот кивнул. Он взглянул на амулет-молот, висящий у меня на шее. Датчанин потел, но не от страха. То был теплый день, а все мы были в кожаной одежде и кольчугах.
– Жди меня в пиршественном зале, – сказал я.
– Меня зовут Отар.
– Утред.
– Отар Наездник Шторма, – представился он.
– Я слышал это имя, – вежливо ответил я, хотя на самом деле никогда его не слыхал.
Отар хотел, чтобы мне было известно его имя, – тогда я мог бы рассказать людям, что Отар Наездник Шторма умер славной смертью, а я велел ему крепко держать меч, чтобы Отар Наездник Шторма отправился пировать в зал в Валгалле, куда отправляются все воины, храбро встретившие смерть.
Нынче, хотя я стар и слаб, я всегда ношу меч: когда придет мой час, я отправлюсь в тот далекий зал, где меня ждут люди вроде Отара. Я предвкушаю встречу с ними.
– Мой меч, – сказал великан, поднимая оружие, – зовут Ярким Пламенем. – И поцеловал клинок. – Он хорошо мне послужил.
Отар помедлил.
– Утред Беббанбургский?
– Да.
– Я встречался с Эльфриком Щедрым, – сказал Отар.
Только пару биений сердца спустя я понял, что он имеет в виду моего дядю, который узурпировал мое наследство в Нортумбрии.
– Щедрый? – переспросил я.
– А как еще он сохраняет свои земли, кроме как платя датчанам за то, чтобы они держались подальше? – ответил Отар вопросом на вопрос.
– Я надеюсь убить и его тоже.
– У него много воинов, – сказал Отар.
И с этими словами он сделал быстрый выпад Ярким Пламенем, надеясь застать меня врасплох и попасть в Валгаллу, похваляясь моей смертью.
Но я был так же быстр, и Вздох Змея отбил клинок в сторону, а я ударил врага умбоном щита, толкнув его назад. Потом быстро крутанул мечом и понял, что Отар даже не пытается парировать выпад Вздоха Змея, который скользнул по его горлу.
Я вынул Яркое Пламя из руки мертвеца. Мне пришлось перерезать ему глотку, чтобы не повредить кольчугу еще больше. Кольчуга – дорогой трофей, столь же ценный, как и браслеты на руках Отара.
Феарнхэмм был полон мертвецов и одержавших победу живых воинов.
Едва ли не единственными выжившими датчанами были те, что укрылись в церкви, и уцелели они лишь потому, что Альфред переправился через реку и настоял на том, что церковь – это убежище. Он сидел в седле с напряженным от боли лицом, в окружении священников, пока датчан выводили из церкви.
Этельред тоже был там, с окровавленным мечом.
Алдхельм ухмылялся.
Мы одержали замечательную победу, великую победу, и вести о резне распространятся повсюду, куда норманны поведут свои корабли, и капитаны кораблей узнают, что отправиться в Уэссекс – значит выбрать короткий путь к могиле.
– Хвала Господу, – приветствовал меня Альфред.
Моя кольчуга была покрыта кровью. Я знал, что ухмыляюсь, как Алдхельм. Отец Беокка чуть не плакал от радости.
Потом появилась Этельфлэд, все еще верхом на лошади, и два мерсийца, ведущие пленного.
– Она пыталась убить тебя, господин Утред! – со счастливым видом проговорила Этельфлэд, и я понял, что пленный – это всадник, коня которого я пырнул Осиным Жалом.
Это была Скади.
* * *Этельред уставился на свою жену, без сомнения гадая, что та делает в Феарнхэмме, облаченная в кольчугу, но у него не было времени задать вопрос, потому что Скади начала выть. Это был ужасный вопль, похожий на вопли женщины, которую пожирает могильный червь. Скади рванула себя за волосы, упала на землю и начала корчиться.
– Я проклинаю тебя! – провыла она.
Схватила пригоршню земли и втерла ее в свои черные волосы, а потом сунула их в рот – и все это время корчилась и вопила.
Один из стороживших ее людей держал кольчугу, которая была на Скади в битве. Теперь женщина Харальда осталась в льняной сорочке – она внезапно разорвала ткань, обнажив груди. Девица измазала землей груди, и я невольно улыбнулся, когда Эдуард, стоявший рядом с отцом, широко раскрытыми глазами уставился на наготу Скади.
У Альфреда был такой вид, как будто боль, которую он испытывал, стала еще сильней.
– Заставьте ее замолчать, – велел он.
Один из мерсийских охранников огрел Скади по голове древком копья, и она упала на бок. Теперь на ее черных, как вороново крыло, волосах кровь смешалась с грязью, и я подумал, что она без сознания, но потом Скади выплюнула грязь и посмотрела на меня снизу вверх.
– Про́клятый, – прорычала она.
И одна из прях взяла нить моей жизни. Мне нравится думать, что пряха заколебалась. Но может, и нет. Может, наоборот, улыбнулась. Колебалась она или нет, но воткнула свою костяную иглу вбок, в более темную
