Wyrd bið ful ãræd. Судьбы не избежать.
Глава 5
Острые клинки кололи, острия копий пронзали,Когда Этельред, повелитель бойни, разил тысячи.Река вздулась от крови, напоенная мечами вода.И Алдхельм, благородный воин, последовал за своим господином.В битву, ожесточенную битву, разя врага.В таком духе поэма продолжается много, много, очень много строк.
Предо мной лежит пергамент, хотя спустя мгновение я его сожгу. Конечно, мое имя в нем не упоминается, поэтому я и сожгу его. Мужчины умирают, женщины умирают, скот умирает, но репутация живет, как эхо песни. Однако почему люди должны петь об Этельреде? Он сражался довольно хорошо в тот день, но Феарнхэмм – не его битва, а моя.
Я плачу моим поэтам за то, чтобы они записывали свои песни, но они предпочитают лежать на солнышке и пить мой эль, и, честно говоря, поэты наскучили мне. Терплю их ради гостей в моем доме, которые ожидают услышать арфу и хвастовство.
Любопытство заставило меня купить этот предназначенный для сожжения пергамент у монаха, продающего такие песни в благородных домах. Он пришел из земель, где раньше находилась Мерсия, и, само собой, мерсийские поэты должны превозносить свою страну – иначе никто никогда о ней даже бы не услышал. Поэтому и пишут такую ложь, но и они не могут соперничать с церковниками.
Все анналы в наше время написаны монахами и священниками. Человек может сбежать из сотен битв и ни разу не убить ни одного датчанина, но, пока он дает деньги церкви, о нем будут писать как о герое.
Битва у Феарнхэмма была выиграна благодаря двум вещам.
Во-первых, Стеапа привел людей Альфреда на поле как раз тогда, когда они были нужны. Уверен – в тот день все легко могло пойти наперекосяк. Этелинг Эдуард, конечно, теоретически командовал той половиной армии, и он, как и Этельред, имел больше власти, чем Стеапа. Вообще-то, оба они настаивали на том, чтобы покинуть Эскенгам как можно быстрее, отменив приказ Стеапы, но Альфред отклонил их предложение. Король был слишком болен, чтобы командовать самому, но, как и я, он научился доверять животным инстинктам Стеапы.
Поэтому всадники появились в тылу армии Харальда, когда та пребывала в беспорядке и половина ее все еще ожидала переправы через реку.
Вторая причина нашего успеха – это скорость, с которой мой клин разбил «стену щитов» Харальда. Такие атаки не всегда срабатывают, но мы имели преимущество, находясь выше по склону, и датчане, думаю, уже пали духом из-за бойни за бродом. И потому мы победили.
Господь Бог даровал победу, благоволя Этельреду,Который рядом с рекой сломал преграду щитов.И Эдуард был там, благородный Эдуард, сын Альфреда.Хранимый ангелами, он наблюдал, как ЭтельредСразил вожака норманнов…Сжечь – значит поступить со всем этим незаслуженно хорошо. Может, я должен порвать поэму на куски и оставить в нужнике?
* * *Мы слишком устали, чтобы как следует организовать преследование, и наши люди были ошеломлены быстротой своего триумфа. А еще они нашли эль, мед и франкское вино в седельных сумках датчан, и многие напились, бродя по залитому ими кровью полю битвы.
Некоторые начали стаскивать трупы датчан в реку, но трупов было так много, что тела нагромоздились у быков римского моста, образовав дамбу, и берега брода затопило.
Кольчуги свалили в кучу, как и трофейное оружие. Пленники сидели под охраной в амбаре, их всхлипывающие женщины и дети собрались снаружи, в то время как Скади заперли в пустом зернохранилище, где ее сторожили двое моих людей.
Альфред, естественно, пошел в церковь, чтобы вознести благодарность своему Богу, и все священники и монахи отправились с ним.
Епископ Ассер помедлил, прежде чем отправиться на молитву. Он пристально смотрел на убитых и на добычу, потом перевел холодный взгляд на меня. Он просто молча глазел на меня, как будто я был одним из двухголовых телят, которых показывают на ярмарках. В конце концов, с озадаченным видом, жестом велел Эдуарду идти вместе с ним в церковь.
Эдуард заколебался. Он был застенчивым молодым человеком, но было ясно: наследник чувствует, что должен что-то мне сказать, но понятия не имеет, какие подобрать слова. Вместо него заговорил я:
– Поздравляю, господин.
Он нахмурился, на мгновение озадаченно взглянул на Ассера, но потом дернулся и выпрямился:
– Я не дурак, господин Утред.
– Я никогда так и не думал.
– Ты должен меня научить.
– Научить тебя?
Он махнул в сторону кровавой бойни; на мгновение его лицо исказил страх.
– Тому, как ты это делаешь, – выпалил Эдуард.
– Ты думаешь так, как думает твой враг, господин, а потом думаешь еще усерднее.
Я бы сказал больше, но вдруг увидел Сердика в проулке между домами. Я повернулся к нему, но меня отвлек епископ Ассер, сурово окликнувший Эдуарда, а когда я снова обернулся, Сердика уже не было. Но его и не могло там быть, сказал я себе. Ведь он в Лундене, охраняет Гизелу. И я решил, что усталость просто дурачит меня.
– Вот, господин.
Ситрик, который раньше был моим слугой, а теперь – одним из моих гвардейцев, уронил тяжелую кольчугу у моих ног.
– Она из золотых колец, господин! – возбужденно проговорил он.
– Так оставь ее себе.
– Господин? – Он удивленно уставился на меня.
– У твоей жены большие запросы.
Ситрик женился на шлюхе Эльсвит, не слушая моих советов и без моего разрешения, но я простил его и после был удивлен, что брак оказался счастливым. Теперь у них было уже двое детей – крепких маленьких мальчиков.
– Забери ее, – сказал я.
– Спасибо тебе, господин! – Ситрик подхватил кольчугу.
Время замедляет свой бег.
Странно, что я забываю некоторые вещи. Не могу полностью вспомнить тот миг, когда я вел клин к строю Харальда. Смотрел ли я ему в лицо? Вправду ли я помню свежую лошадиную кровь, брызнувшую с его бороды, когда он повернул голову? Или я смотрел на воина слева от Харальда, прикрывавшего его щитом?
Я столько всего забыл, но запомнил мгновение, когда Ситрик поднял кольчугу. Я увидел человека, ведущего дюжину захваченных лошадей через разлившийся брод. Двое других тащили тела, чтобы высвободить их из горы трупов у разрушенного моста. У одного из них были рыжие курчавые волосы, второй согнулся пополам, смеясь над какой-то шуткой.
Трое других швыряли трупы в реку, добавляя их к дамбе быстрей, чем та пара могла ее разгрести.
Тощая собака растянулась на улице, где Осферт, незаконнорожденный сын Альфреда, разговаривал с госпожой Этельфлэд. Меня удивило, что она не в церкви вместе с отцом, братом и мужем. А еще то, что она и ее сводный брат, похоже, очень быстро наладили дружеские отношения.
Я помню, как Осви, мой новый слуга, который вел Смоку через улицу, приостановился, чтобы поговорить с женщиной, – тогда я понял, что жители Феарнхэмма возвращаются. Я полагал, что они спрятались в
