– Можешь идти к ним, – сказал я.
Она молча обратила ко мне большие мрачные глаза.
– Прыгай за борт.
Мы стояли недалеко от шельфа Торнея. Может, ей придется проплыть пару футов, но потом она легко доберется до берега вброд.
– Ты умеешь плавать?
– Да.
– Тогда иди к нему, – велел я.
Выждал и издевательски ухмыльнулся:
– Ты не хочешь быть королевой Уэссекса?
Она оглянулась на унылый остров.
– Я вижу сны, – тихо произнесла она, – и во снах ко мне приходит Локи.
Локи – бог-хитрец, источник бед в Асгарде, бог, заслуживший смерть. Христиане рассказывают о змее в раю – это и есть Локи.
– Он ведет с тобой злые разговоры?
– Локи печален. И жалуется. Я утешаю его.
– Какое это имеет отношение к тому, чтобы ты прыгнула за борт?
– Это не моя судьба.
– Так тебе сказал Локи?
Она кивнула.
– И он поведал тебе, что ты станешь королевой Уэссекса?
– Да, – просто ответила Скади.
– Но Один сильнее, – проговорил я, мечтая, чтобы Один больше пекся о защите Гизелы вместо Уэссекса.
А потом я задумался, почему наши боги допустили, чтобы христиане победили при Феарнхэмме, почему не позволили почитавшим этих богов захватить Уэссекс. Но боги своенравны, полны озорства, и самый своенравный и озорной из них – коварный Локи.
– И что Локи велел тебе теперь делать? – резко спросил я Скади.
– Подчиняться.
– Ты мне не нужна, поэтому прыгай. Плыви. Ступай. Голодай.
– Это не моя судьба, – повторила она.
Голос ее был монотонным, как будто в душе не осталось жизни.
– А если я тебя столкну?
– Не столкнешь, – уверенно сказала она.
И Скади оказалась права. Я оставил ее на носу, когда мы повернули корабль и позволили быстрому течению отнести нас обратно в Темез, к Лундену.
Той ночью я выпустил пленницу из кладовой, которая служила ей тюрьмой. Предупредил Финана, чтобы ее не трогали и не связывали. Она была свободна, но утром Скади все еще обнаружилась у меня во дворе – сидела на корточках, молча наблюдая за мной.
Скади стала кухонной рабыней. Невольники и слуги боялись ее. Она была молчаливой, зловещей, как будто из нее высосали жизнь. Большинство моих домочадцев были христианами и крестились, когда та переходила им дорогу, но не трогали ее. Датчанка могла в любую минуту уйти, но осталась. Могла отравить всех, но никто не заболел.
* * *Осень принесла с собой холодные влажные ветры. За моря отправили гонцов, в королевство валлийцев тоже, с известием о том, что семья Хэстена собирается креститься и с приглашениями чужеземным посланникам присутствовать на церемонии.
Альфред, очевидно, расценивал готовность Хэстена принести в жертву христианству жену и сыновей как победу, стоящую бок о бок с победой при Феарнхэмме, и приказал разукрасить улицы Лундена флагами, чтобы приветствовать датчан. Сам король явился в город позже, под бурлящим дождем. Он поспешил во дворец епископа Эркенвальда, находившийся рядом с восстановленной церковью на вершине холма, и тем вечером состоялся благодарственный молебен, на котором, впрочем, я отказался присутствовать.
На следующее утро я отвел троих моих детей во дворец. Этельред и Этельфлэд, которые хотя бы притворялись счастливой парой, когда того требовал церемониал, прибыли в Лунден, и Этельфлэд предложила моим детям поиграть с ее дочерью.
– Означает ли это, что ты не пойдешь в церковь? – уточнил я.
– Конечно пойду, – с улыбкой ответила она. – Даже если появится Хэстен.
Все церковные колокола в городе звонили в ожидании появления датчан, и на улицах собирались толпы, несмотря на то что ветер нес с востока пронизывающий холодный дождь.
– Он уже в пути, – сказал я.
– Откуда ты знаешь?
– Они двинулись сюда на рассвете.
Я наблюдал за разливающимся Темезом и за маяками – на одном из них загорелся первый огонь, возвещая, что корабли покинули устье реки у Бемфлеота и поднимаются по течению.
– Он делает это лишь для того, чтобы мой отец на него не напал, – заметила Этельфлэд.
– Он пронырливый эрслинг.
– Ему нужна Восточная Англия. Эорик – слабый король, и Хэстену хотелось бы заполучить его корону.
– Возможно, – с сомнением произнес я. – Но он бы предпочел Уэссекс.
Этельфлэд покачала головой:
– У моего мужа есть шпион в лагере Хэстена, который уверен, что датчанин собирается атаковать Грантакастер.
Грантакастер – столица нового датского короля Восточной Англии, и успешная атака могла бы принести Хэстену трон этой страны. Он определенно жаждал получить трон, и все донесения говорили, что Эорик – слабый правитель, но Альфред заключил договор с Гутрумом, предыдущим королем Восточной Англии, и согласился, что Уэссекс не будет вмешиваться в дела этого королевства. Поэтому, если амбиции Хэстена заключались в том, чтобы захватить трон Восточной Англии, зачем ему понадобилось задабривать Альфреда?
На самом деле Хэстен мечтал получить Уэссекс, но Феарнхэмм убедил его, что это гораздо труднее.
Потом я вспомнил один незанятый трон, и мне все стало ясно.
– Думаю, он больше заинтересован в Мерсии.
Этельфлэд поразмыслила и покачала головой:
– Он знает, что ему придется сражаться и с нами, и с Уэссексом, чтобы завоевать Мерсию. И шпион моего мужа уверен, что Хэстен нацелился на Восточную Англию.
– Посмотрим.
Этельфлэд заглянула в соседнюю комнату, где дети играли деревянными игрушками.
– Утред уже достаточно взрослый, чтобы ходить в церковь, – заметила она.
– Я не воспитываю из него христианина, – твердо ответил я.
Она улыбнулась, и на ее милом лице промелькнуло то озорное выражение, которое я помнил со времен ее детства.
– Дорогой господин Утред, – сказала Этельфлэд, – все еще плывущий против течения.
– А ты, госпожа? – спросил я, вспомнив, что она почти убежала с язычником-датчанином.
– Я дрейфую в лодке своего мужа, – вздохнула она.
Потом вошли слуги, чтобы проводить ее к Этельреду.
Тем временем Хэстен уже показался в виду городских стен.
Датчанин прибыл на «Драконе-мореплавателе» и поставил его на якорь у одного из гниющих причалов ниже по течению от моего дома.
Хэстена приветствовали Альфред и Этельред, оба в подбитых мехом плащах и бронзовых венцах.
Зазвучали рога, барабанщики выбили быстрый ритм, гулкость которого притушил дождь, намочивший кожу инструментов.
Хэстен, наверное по совету Виллибальда, не надел ни оружия, ни доспехов, хотя его длинная кожаная одежда выглядела достаточно толстой, чтобы выдержать удар меча. Его борода была заплетена в косы, связанные кожаными шнурками, и я клянусь, что в одной из этих кос он припрятал амулет в виде молота. Жена и два сына ярла предстали в одежде белого цвета – цвета покаяния. Они пошли босыми вместе с процессией, взобравшейся на лунденский холм.
Жену Хэстена звали Бранна, хотя в тот день ей дали новое, христианское имя. Маленькая, коренастая женщина, с беспокойными глазами, бегающими
