– Причем быстро, – подчеркнул я.
Требовалось спешить, потому что мы держали руку на горле врага, но у него все еще оставались свободными обе руки.
Этими руками служили жестокие воины, опустошавшие Мерсию, оставившие в Бемфлеоте свои семьи и корабли. А многие из датских воинов дорожили своими кораблями больше, чем семьями.
Датчане умели приспосабливаться. Они атаковали там, где чуяли слабость, но, как только бой становился слишком жестоким, грузились на корабли и отплывали в поисках более слабой жертвы.
Если я уничтожу огромный флот, тогда команды застрянут в Британии и, если Уэссекс выживет, на оставшихся здесь датчан можно будет открыть охоту и истребить их.
Хэстен, может, и не сомневался, что новая крепость Бемфлеота неприступна, но его сподвижники скоро будут нажимать на него, требуя снять нашу осаду. Короче говоря, как только опустошающие Мерсию датчане узнают, что мы представляем собой настоящую угрозу и что нас тут немало, они вернутся, чтобы защитить свои корабли и семьи.
– Очень быстро, – добавил я.
– Итак, нам надо пересечь канаву, – сказал Стеапа, кивнув на ров, – и приставить лестницы к стенам.
Если послушать, так все было очень просто.
– Ну да.
– Иисус, – пробормотал он и перекрестился.
На севере затрубили рога. Там в седловине все еще лежали трупы людей и лошадей, а из далекого леса появились новые всадники. Один из верховых вез огромное знамя с драконом, значит появился этелинг Эдуард.
Сын Альфреда приостановился перед крепостью, сидя в седле под солнцем, пока слуги и вьючные лошади торопливо следовали через ворота, а потом – к большему из двух домов.
Финан, который уже исследовал оба дома, присоединился к нам на укреплениях и сообщил, что оба здания использовались как конюшни.
– Это будет все равно что жить в выгребной яме, – сказал он.
Эдуард все еще оставался за воротами, рядом с ним была Этельфлэд.
– Почему он не въезжает в крепость? – спросил я.
– У него должен быть трон, – ответил Финан и рассмеялся при виде выражения моего лица. – Это правда! Ему принесли ковер, трон и бог знает что еще. И в придачу алтарь.
– Он будет королем вслед за своим отцом, – напомнил верный Стеапа.
– Если только я не убью ублюдка, пока мы перебираемся через ту стену, – проворчал я, указывая на датскую крепость.
Стеапа казался шокированным, но приободрился, когда я спросил его, как поживает Альфред.
– Хорошо, как всегда! – воскликнул Стеапа. – Мы думали, он умирает. Теперь ему намного лучше. Он снова может ездить верхом, даже ходить!
– Я слышал, что он мертв.
– Он чуть не умер. Ему дали последнее соборование, но он поправился. Альфред уехал в Винтанкестер.
– Что там происходит?
Стеапа пожал плечами:
– Датчане соорудили лагерь и засели в нем.
– Они хотят, чтобы Альфред заплатил им за то, чтобы они ушли, – предположил я.
Я подумал о Рагнаре, вообразил его недовольство, потому что Брида, без сомнений, побуждала его напасть на Винтанкестер, но этот бург было тяжело атаковать. Он стоял на холме, подступы к нему были крутыми, и хорошо обученная армия Альфреда защищала прочные укрепления. Вот почему, во всяком случае до ухода Стеапы, датчане не попытались атаковать бург.
– Хэстен умен, – сказал я.
– Умен? – переспросил Стеапа.
– Он убедил нортумбрийцев напасть, говоря, что отвлечет армию Альфреда. А потом предупредил того об атаке нортумбрийцев, чтобы ему самому не пришлось сражаться с восточными саксами.
– Ему пришлось сразиться с нами, – прорычал Стеапа.
– Потому что Альфред все-таки умнее.
Король знал, что Хэстен представляет огромную опасность. Если бы Хэстена удалось победить, тогда нортумбрийцы пали бы духом и, по всей вероятности, уплыли прочь.
Нортумбрийцев Рагнара следовало сдерживать, вот почему значительная часть армии восточных саксов оставалась у Дефнаскира, но Альфред послал своего сына и двенадцать сотен лучших людей в Бемфлеот. Он хотел, чтобы я ослабил Хэстена, но не только этого.
Он желал, чтобы репутации этелинга Эдуарда эта победа придала блеск. Альфреду не обязательно было посылать этелинга. Мне нужны были Стеапа и его люди, в то время как Эдуард будет только помехой, но король знал – его собственная смерть не за горами, и хотел быть уверенным, что его преемником станет сын. А для этого ему нужно было подарить Эдуарду славу воина. Вот почему он попросил меня дать Эдуарду клятву верности, и я с горечью подумал, что мой отказ не помешал Альфреду манипулировать мной. И вот я здесь, сражаюсь за христиан и за Эдуарда.
Этелинг наконец въехал в крепость, о его появлении возвестил рев рогов. Люди опустились на колени, когда он поехал к дому, и я наблюдал, как сын Альфреда принял это изъявление почтения, изящно помахав правой рукой. Он выглядел юным и хрупким, и, вспомнив, как Рагнар спросил – хочу ли я быть королем Уэссекса? – я не смог удержаться от внезапного горького смеха.
Финан с любопытством посмотрел на меня.
– Он хочет, чтобы мы явились в дом, – сообщил Стеапа.
* * *Большой дом вонял. Слуги лопатами перекидали лошадиный навоз в одну сторону и вычистили бо́льшую часть прогнившего тростника на полу, но все равно дом вонял, как нужник, и был полон жирных жужжащих мух. Однажды я пировал здесь, когда этот зал был освещен огнем и в нем раздавался громкий смех. Вспомнив об этом, я поневоле задумался о том, не обречены ли все великие пиршественные залы с высокими балками прийти в такой упадок.
Помоста тут не было, поэтому кресло Эдуарда поставили на огромный ковер; рядом с братом на стуле сидела Этельфлэд. За братом и сестрой толпилась темная группа священников. Я никого из них не знал, но они, очевидно, знали меня, потому что четверо из шестерых перекрестились, когда я приблизился к импровизированному трону.
Стеапа опустился на колени перед этелингом, Финан поклонился, а я кивнул. Эдуард, очевидно, ожидал от меня большего почтения и помедлил, но, когда стало ясно, что я уже предложил все, что планировал, выдавил улыбку.
– Ты хорошо справился, – сказал он высоким голосом.
В этом комплименте не было ни тепла, ни убежденности.
Я хлопнул по спине Стеапу:
– Стеапа справился хорошо, господин.
– Он верный воин и хороший христианин, – согласился Эдуард, подразумевая, что я – ни то ни другое.
– А еще он большое уродливое животное, – отозвался я. – Которое заставляет датчан обделываться со страху.
Эдуард и священники ощетинились, услышав это. Эдуард собрался с духом, чтобы сделать мне выговор, когда в зале прозвенел смех Этельфлэд. Эдуард выглядел раздраженным, услышав этот смех, но взял себя в руки.
– Мне жаль, что господин Элфволд погиб, – выдавил он.
– Разделяю твои сожаления, господин.
– Мой отец послал меня, чтобы я взял это гнездо язычников-пиратов.
Он говорил так же, как сидел, – чопорно. Эдуард остро сознавал свою молодость и свой небольшой авторитет, но у него, как и у его отца, были умные глаза. Однако в этом зале наследник чувствовал себя потерянным. Его пугало мое забрызганное кровью лицо, пугало большинство старших воинов, которые убивали датчан
