Умри славно. Умри славно. Что еще может сделать человек? Его враги должны сказать о нем, что он умер как мужчина.
Я снова бросился вперед, отогнав коня прочь; меч ударил по верхушке моего щита, разрубив железную оковку и послав деревянную щепку мне в глаз. Я снова рубанул и почувствовал, как Вздох Змея царапнул по кости, пропоров бедро всадника. Тот нанес удар сверху вниз.
Я моргнул, избавившись от щепки, а вражеский меч угодил мне в шлем, отскочил и стукнул меня по плечу. Кольчуга остановила удар, а потом натиск внезапно ослабел, потому что отец Пирлиг вогнал копье всаднику в бок. Валлиец потащил меня обратно к «стене щитов».
– Да славится Господь! – повторял он снова и снова.
Вновь прибывшие всадники были саксами.
Они ехали под знаменем с уэссекским драконом, и во главе них скакал Стеапа, а он один стоил десяти человек. Они явились с севера и теперь врéзались в датчан.
– Коня! – закричал я, и кто-то подвел мне скакуна.
Пирлиг придержал нервничающее животное, пока я садился в седло. Я сунул сапоги в незнакомые стремена и прокричал своим пешим людям, чтобы те нашли себе лошадей. Слишком много животных погибло, но уцелело достаточно потерявших всадников коней, которые бродили среди побоища.
Оглушительный треск возвестил о том, что крыша горящего дома рухнула. Пылающие балки падали одна за другой, каждая из них выбрасывала в потемневшее от дыма небо новое облако искр.
Я поскакал к древнему священному камню, перегнулся с седла и, прикоснувшись к его вершине, произнес молитву Тору.
Из отверстия в камне торчало копье, и я вложил в ножны Вздох Змея, чтобы выдернуть это оружие с длинным древком. Наконечник был окровавлен. Копейщик, датчанин, лежал мертвым около камня. Конь наступил на его лицо, изуродовав его и оставив глазное яблоко свисать с края шлема.
Стиснув ясеневое древко, я погнал своего коня туда, где еще шел бой.
Внезапное появление Стеапы и его людей полностью ошеломило датчан, те повернулись и кинулись обратно, под защиту крепости, а Стеапа преследовал их по пятам.
Я попытался его догнать, но он исчез среди деревьев. Все саксы теперь превратились в преследователей, густой лес был полон беглецов и коней. Финан каким-то образом нашел меня и поехал рядом, пригибаясь, под ветвями. Раненый пеший датчанин отшатнулся от нас, потом упал на колени, но мы не обратили на него внимания.
– Всемилостивый Иисус! – прокричал мне Финан. – Я уж думал, мы обречены!
– Я тоже.
– Откуда ты знал, что приближаются люди Стеапы? – спросил он и погнал коня за удирающим датчанином, который неистово погонял свою лошадь.
– Я не знал! – прокричал я, хотя Финан слишком сосредоточился на своей добыче, чтобы меня услышать.
Я догнал его и нацелил копье в поясницу датчанина.
Опавшие листья взметнулись мне в лицо из-под копыт вражеской лошади, но я все равно нанес удар, а Финан полоснул мечом. Датчанин упал с седла, а мы галопом пронеслись мимо.
– Элфволд мертв! – крикнул Финан.
– Я видел. Он думал, что я предал его!
– Тогда его мозги были в заднице. Куда подевались эти ублюдки?
Датчане скакали к крепости, а наша погоня за всадником увела нас слегка к востоку.
Помню яркий зеленый солнечный свет на листьях, помню, как мы проскакали мимо барсучьей норы, помню стук множества копыт в лиственном лесу, помню облегчение оттого, что я остался жив, хотя только что меня ждала верная смерть… А потом мы оказались на краю леса.
И там все еще царил хаос.
Перед нами была огромная полоса травы – здесь обычно паслись овцы и козы. Земля понижалась, уходя к седловине, а после круто поднималась к воротам старой крепости, стоящей высоко на куполообразном холме.
Датчане галопом скакали к крепости, им не терпелось укрыться за ее рвом и укреплениями, но люди Стеапы уже были среди беглецов, полосуя и рубя с седел.
– Пошли! – крикнул мне Финан и дал шпоры своему коню.
Он раньше меня увидел открывшуюся возможность. Первой моей мыслью было остановить его, остановить беспорядочную атаку Стеапы, но потом мною снова овладело безрассудство.
Я прокричал какой-то воинственный клич без слов и ринулся за Финаном.
Время будто замерло. Теперь я не могу сказать, сколько продлился тот бой на краю холма, но солнце уже встало, его свет мерцал на воде Темеза и освещал высокую траву седловины, делая ее ослепительно-зеленой.
Поток всадников протянулся от леса до крепости.
Мой загнанный конь тяжело дышал, его бока были в пене, но я продолжал его погонять, когда мы поравнялись с оравой месящих дерн преследуемых и преследователей. Финан понял раньше меня, что датчане могут слишком поздно закрыть ворота. Он понял, что они пребывают в такой панике и вообще не подумают закрыть ворота. Пока их люди будут рваться по насыпи, ведущей через ров, и под деревянной аркой, они оставят ворота открытыми, но воины Стеапы так перемешались с датчанами, что некоторые саксы успеют проникнуть в крепость, и, если достаточно наших воинов попадут внутрь, мы сможем ее захватить.
Позже, много позже, когда поэты пели о бое, кипевшем в тот день, они утверждали, что мы со Стеапой атаковали вместе старый дом Тунреслима, что мы нагнали на датчан панику и напали на крепость, пока враг не оправился от поражения. Они рассказали все неверно, конечно, но, с другой стороны, они ведь поэты, не воины.
Правда заключается в том, что Стеапа спас меня от верного поражения, и в том, что ни один из нас не нападал на крепость, потому что нам и не нужно было это делать. Первым из людей Стеапы разрешили проехать в ворота, и, лишь когда они очутились внутри, датчане осознали, что вместе с их воинами в крепость ворвался враг.
И тогда начался еще один отчаянный бой. Стеапа приказал своим людям спешиться, и они построились в крепости у ворот «стеной щитов». Эта «стена» была обращена и к внутренней части крепости, и к освещенному солнцем склону, и датчане, оказавшиеся в ловушке снаружи, не смогли прорвать ее и влететь внутрь. Тогда они устремились вниз по крутому восточному склону, отчаянно спеша к новым укреплениям. А мы просто вошли в ворота, чтобы присоединиться к увеличивающейся «стене щитов» Стеапы внутри старой крепости.
И тут я увидел Скади. Я так никогда и не узнал, возглавляла ли она всадников у дома, что горел теперь в Тунреслиме, но она командовала людьми в старой крепости и вопила, призывая к атаке. Но нас теперь было гораздо больше. В «стене» Стеапы стояло не меньше четырехсот датчан, и появлялось все больше всадников-саксов. Над нами развевалось гордое знамя Уэссекса, вышитый на нем дракон забрызгала кровь.
Скади визжала на нас. Она была верхом, в кольчуге, с непокрытой головой,
