На третью ночь я не спустился с холма. Предоставил Стеапе возглавлять ложную атаку, а сам наблюдал за ней с высоты стен крепости. Едва наступила темнота, мои люди доставили из Хочелейи повозку, в которой было восемь ульев. Бран сказал нам, что лучшее время, чтобы запечатать ульи, – сумерки, и тем вечером мы закрыли отверстия затычками из ила, смешанного с коровьим навозом. Теперь затычки медленно затвердевали.
Я приложил ухо к одному из ульев и ощутил странную гудящую вибрацию.
– Пчелы доживут до завтрашней ночи? – спросил меня Эдуард.
– Им и не нужно, – ответил я, – потому что мы атакуем на рассвете.
– Завтра! – воскликнул он, не в силах скрыть своего удивления.
Это порадовало меня. Совершая ложные вылазки в темное время, я хотел убедить датчан, что мы ринемся в настоящую атаку вскоре после наступления сумерек. Вместо этого я пойду на них утром, едва займется рассвет. Но я надеялся, что Скади и ее люди, так же как и Эдуард, убеждены, что я собираюсь напасть с наступлением ночи.
– Завтра утром, – подтвердил я, – и мы уходим сегодня ночью, в темноте.
– Ночью? – все еще удивленно переспросил Эдуард.
– Ночью.
Он перекрестился. Этельфлэд, которая, кроме Эдуарда и Стеапы, была единственной, кого я посвятил в свой план, подошла и взяла меня под руку. Эдуард, похоже, задрожал при виде нашей взаимной привязанности, но выдавил улыбку.
– Молись за меня, сестра, – попросил он.
– Я всегда это делаю, – ответила она.
Этельфлэд смотрела на него, не сводя глаз, и мгновение он тоже глядел на нее, потом перевел взгляд на меня. Эдуард начал что-то говорить, но его нервозность превратила его первое слово в нечленораздельный хрип.
Он попытался снова:
– Ты не дашь мне клятву верности, господин Утред?
– Нет, господин.
– Но моей сестре ты ее дал?
Этельфлэд крепче сжала мою руку.
– Я поклялся ей в верности, господин, – подтвердил я.
– Тогда мне не нужна твоя клятва, – с улыбкой сказал Эдуард.
То было весьма щедро с его стороны, и я поклонился в знак признательности:
– Тебе не нужна моя клятва, господин, но твоим людям нынче ночью понадобится твое одобрение. Поговори с ними. Вдохнови их.
* * *Той ночью мало кто спал. У людей ушло немало времени, чтобы приготовиться к битве.
То было время страха, время, когда воображение рисует врага еще более грозным, чем он есть на самом деле.
Некоторые сбежали из крепости и укрылись в лесу, но таких оказалось очень мало. Остальные точили мечи и топоры. Я не позволил подкладывать сучья в костры, потому что не хотел, чтобы датчане увидели, что эта ночь не такая, как предыдущая, поэтому бо́льшая часть оружия точилась в темноте. Люди натягивали сапоги, кольчуги и шлемы. Они отпускали неудачные шутки. Некоторые просто сидели, понурив голову, но слушали, когда с ними говорил Эдуард.
Он переходил от одной группе к другой, и я вспомнил, насколько скучной была первая речь его отца перед великой победой при Этандуне. Эдуард справлялся не намного лучше, но его серьезность была убедительной, и люди одобряюще забормотали, когда он пообещал, что во время атаки пойдет впереди.
– Ты должен сделать так, чтобы он выжил, – сурово сказал мне отец Коэнвулф.
– Разве за это отвечает не твой Бог? – спросил я.
– Отец Эдуарда никогда не простит тебе, если его сын погибнет.
– У него есть еще один сын, – легкомысленно бросил я.
– Эдуард – хороший человек, – сердито проворчал Коэнвулф. – И он будет хорошим королем.
Я согласился с этим. Раньше я так не думал, но мне начал нравиться Эдуард. В нем чувствовалась воля, и я не сомневался, что он окажется храбрым. Конечно, наследник боялся, как и все остальные, но стиснул зубы и держал свои страхи при себе. Эдуард был полон решимости доказать, что он – достойный наследник трона, а это означало, что ему придется отправиться в бойню. Он не дрогнул при мысли об этом, за что я его уважал.
– Он будет хорошим королем, – сказал я Коэнвулфу, – если докажет, на что способен. И ты знаешь, что он может это доказать.
Священник помолчал, потом кивнул.
– Но присмотри за ним, – умоляюще проговорил он.
– Я уже велел присмотреть за ним Стеапе. Большего я сделать не могу.
Отец Пирлиг, одетый в ржавую кольчугу, с мечом на поясе, со свисающими с плеч топором и щитом, вышел из темноты.
– Мои люди готовы, – доложил он.
С ним пошли тридцать человек. Их работа заключалась в том, чтобы сперва перенести ульи вниз по темному холму, а потом – через ров.
Я посмотрел на восток. Там не было ни малейшего проблеска света, но короткая ночь подходила к концу. Я прикоснулся к молоту Тора и сказал:
– Пора.
* * *Люди Стеапы подняли шум у подножия холма, чтобы отвлечь датчан, а тем временем сотни человек, в темноте, под черными облаками, начали спускаться по крутому склону, на этот раз слева от крепости. Впереди люди Эдуарда несли лестницы. Я увидел, как у края рва вспыхнули факелы и мелькнули перья стрел, наспех выпущенных в сторону укреплений.
В воздухе пахло солью и моллюсками. Я подумал о прощальном поцелуе Этельфлэд, о ее внезапном порывистом объятии, и во мне волной поднялся страх.
Все казалось таким простым. Пересечь ров, поставить лестницы на маленький грязный уступ между рвом и стеной, взобраться по этим лестницам. Погибнуть.
Мы продвигались вперед беспорядочно – каждый находил собственный путь вниз по холму; командиры тихо окликали людей, чтобы собрать их там, где руины деревни давали хотя бы маленькое укрытие. Мы были достаточно близко к крепости, чтобы слышать, как датчане издеваются над отступлением людей Стеапы. Факелы, брошенные вверх, чтобы осветить ров, еле тлели.
Я надеялся, что теперь датчане отменили боевую тревогу.
Люди отправились по постелям и к своим женщинам, а мы ждали в темноте, прикасаясь к своему оружию и к своим амулетам, слушая журчание воды, пока прилив отступал из широких болот.
Веостана с нами не было, он находился на покрытых кочками болотах – я приказал ему показать своих людей к западу от крепости. Возможно, тогда некоторые защитники оттянутся на западную стену.
К востоку у меня имелось две сотни человек, готовых атаковать вытащенные на берег суда на дальнем конце ручья.
Этими людьми командовал Финан. Мне не нравилось оставаться без Финана, без его щита рядом, но мне нужен был воин, который помешал бы датчанам спастись, а другого такого свирепого в битве и такого здравомыслящего человека, как ирландец, у меня не было.
Но ни Веостан, ни Финан не могли показаться до рассвета. До рассвета ничего не могло случиться.
Западный ветер принес с собой холодный мелкий дождик. Священники молились. Люди Осферта, державшие свернутые паруса, присели на корточки среди высокой крапивы у края деревни, всего в сотне шагов от ближайшего к нам края рва. Я ждал вместе с Осфертом примерно в ярде перед Эдуардом, который не