Со всех сторон посыпались вопросы, но Эдуард жестом велел всем замолчать и вместе с Этельхельмом принялся допрашивать гонца. Они выяснили, что епископ Верферт отправил доверенных священников к древней гробнице и те подтвердили, что произошло сошествие с небес. Гонец не мог сдерживать ликование.
– Ангелы говорят, что даны повернутся ко Христу, господин, и ты будешь править королевством всех ангелькиннов!
– Видишь? – Отец Коэнвульф, оказавшийся запертым в деннике в ту ночь, когда ушел молиться вместе с Этельвольдом, не удержался от искушения устремить на меня торжествующий взгляд. – Видишь, господин Утред! Эпоха чудес еще не закончилась!
– Хвала Господу! – возвестил Эдуард.
Гусиные перья и портовые шлюхи. Хвала Господу!
* * *Натанграфум стал местом паломничества. Сюда приходили сотни людей, и большинство разочаровывалось, потому что ангелы являлись далеко не каждую ночь. Целыми неделями в гробнице не загорался свет и оттуда не доносилось странное пение, но вот ангелы опять появлялись, и по долине под курганом вновь разносились молитвы ищущих помощи.
В гробницу пускали не всех, их отбирал отец Катберт и вел внутрь мимо вооруженных людей, охранявших вход. Это были мои люди, и ими командовал Райпер, но знамя, развевавшееся на вершине кургана рядом со входом, принадлежало Этельфлэд. На нем был изображен неуклюжий гусь, державший в одной перепончатой лапе крест, а в другой – меч. Этельфлэд была убеждена, что святая Вербурх защитит ее точно так же, как эта святая однажды защитила пшеничное поле, прогнав стаю голодных гусей. Предполагалось, тогда случилось чудо, и из этого следовало, что я был творцом чудес, однако благоразумие мешало мне поведать об этом Этельфлэд. Если знамя принадлежит дочери Альфреда, то она же отрядила охрану, и любой, кого впускали в гробницу, считал, что захоронение находится под ее протекцией. Это ни у кого не вызывало удивления, и вряд ли кто-нибудь поверил бы в то, что священное для христианских паломников место охраняет Утред Нечестивец.
Пройдя мимо стражников, посетитель попадал в коридор, который по ночам был слабо освещен ситными свечками, и сразу видел две кучи черепов по обе стороны от входа. Катберт вместе с посетителями преклонял колена, молился с ними, а потом приказывал снять оружие и кольчуги. «Никто не может идти туда, где присутствуют ангелы, в военном снаряжении, – строго объяснял Катберт и, когда они покорно выполняли его приказ, подавал им питье в серебряной чаше. – Выпейте до дна», – требовал он.
Я даже не пробовал этот напиток, сваренный Луддой. Мне достаточно было воспоминаний о том пойле, что мне дала Эльфаделль.
– Он вызывает у них видения, господин, – объяснил мне Лудда во время одного из моих редких наездов в Турканден.
Этельфлэд приехала вместе со мной и настояла на том, чтобы понюхать питье.
– Видения? – спросила она.
– Ну еще и один-два приступа тошноты, леди, – добавил Лудда, – но видения – обязательно.
Хотя видения не были так уж необходимы. Люди выпивали напиток, и, когда в их глазах появлялась пустота, Катберт позволял им проползти до конца длинного коридора. Там они в тусклом свете свечи видели каменные стены, каменный пол и потолок, по обе стороны залы – сваленные в кучу кости, а впереди – ангелов. Три ангела – не два – стояли вплотную друг к другу, и их окружал ореол перьев на расправленных крыльях.
– Я выбрал троих, потому что три – это священное число, господин, – объяснил Катберт, – по ангелу на каждого из Троицы.
Гусиные перья наклеили на стену в форме больших вееров, и в полумраке их вполне можно было принять за крылья. На эту работу у Лудды ушел целый день, потом еще половина месяца – на обучение девиц. Когда посетитель заходил в пещеру, они начинали тихо петь. Катберт научил их петь тихо и призрачно, чуть громче шепота и без слов, только издавать звуки, которые эхом отскакивали от каменных стен.
Центральным ангелом была Мехраза. Темная кожа, черные волосы и блестящие коричнево-черные глаза делали ее таинственной, а Лудда усилил это впечатление, добавив в белые гусиные перья немного черных вороновых. Все три девицы были одеты в белые туники, а у Мехразы на шее висела золотая цепь. Мужчины таращились на ангелов с благоговейным восторгом, что неудивительно: все три девицы были красавицами, к тому же франков природа наделила очень светлыми волосами и огромными голубыми глазами. В полумраке гробницы они действительно походили на видения, но обе, как мне рассказывал Лудда, постоянно хихикали в самые неподходящие моменты.
Посетители, вероятно, не замечали это хихиканье, потому что их заглушал голос – голос Лудды, – шедший из, казалось бы, каменной скалы. Лудда нараспев призывал посетителя предстать перед ангелом смерти и двумя ангелами жизни, задать им свои вопросы и ждать ответа.
Все эти вопросы имели огромное значение, ведь так мы узнавали, что волновало людей. Вопросы по большей части были тривиальными. Оставит ли родственник наследство? Каковы перспективы на урожай? Кто-то умолял сохранить жизнь жене или ребенку, и у тех, кто слышал это, разрывалась душа; кто-то просил помочь в судебном разбирательстве или в споре с соседом, и этим Лудда помогал как мог. Три же девицы тем временем вели свою тихую, заунывную песнь.
Иногда приходили с более злободневными вопросами. Кто будет править в Мерсии? Случится ли война? Нападут ли даны и захватят ли земли саксов? Шлюхи, перья и гробница представляли собой что-то вроде сети, которой мы ловили интересную рыбу. Например, Беортсиг, чей отец платил дань Зигурду, однажды пришел в гробницу и захотел узнать, захватят ли даны Мерсию и посадят ли на трон ручного мерсийца. В другой раз в слабоосвещенный каменный тоннель, пропахший горящими благовониями, заполз Сигебрихт Кентский и стал расспрашивать о судьбе Этельвольда.
– И что ты ему ответил? – спросил я у Лудды.
– То, что ты и велел, господин, – что все его надежды и мечты станут явью.
– И они осуществились в ту ночь?
– Сеффа выполнила свою роль, – без всякого выражения на лице ответил он. Сеффа была одной из светловолосых.
Этельфлэд обернулась и посмотрела на девушку. Лудда, отец Катберт и три ангела жили в римском доме в Туркандене.
– Нравится мне этот дом, – как-то заявил мне отец Катберт. – Думаю, мне следовало бы жить в большом доме.
– Святой Катберт Благополучный?
– Святой Катберт Довольный, – поправил он.
– А Мехраза?
Катберт с обожанием посмотрел на нее:
– Она и в самом деле ангел, господин.
– Вид у нее счастливый, – сказал я, и это было правдой. Я сомневался, что она хорошо понимает, о чем ее просят, но девушка быстро осваивала английский и была довольно сообразительной. – Я мог бы найти ей богатого мужа, – поддразнил я
