– Давай сюда любого из дерущихся, – обратился я к Стеапе.
Он нырнул в толпу, а я тем временем принялся делать петлю. Какой-то раненый с вываливающимися кишками полз вниз по улице. Кричала женщина. В канаве вода окрасилась кровью. Ко мне подбежал один из людей короля, в руке у него был рог.
– Труби, – велел я, – труби не прекращая.
Стеапа приволок кого-то – мы не знали, из Уэссекса он или из Мерсии, – но для нас это не имело значения. Я затянул петлю у него на шее, врезал ему, когда он взмолился о пощаде, и вздернул. Он повис, дергая ногами. Затрубил рог, настойчиво, въедливо, этот звук трудно было игнорировать. Я передал свой конец веревки Осви, своему слуге.
– Закрепи ее, – приказал я и взревел, обращаясь к собравшимся на улице: – Ну, кто еще хочет умереть?
Вид дергающегося на веревке и задыхающегося человека оказал на толпу успокаивающее действие. Наступила тишина. Из дворца вышли король и человек двенадцать придворных. Люди на улице тут же стали низко кланяться или преклонять колена.
– Еще одна драка, – объявил я, – и умрете вы все! – Я взглядом поискал кого-нибудь из своих. – Дерни этого ублюдка за щиколотки, – велел я ему, указывая на повешенного.
– Ты только что убил одного из моих людей, – произнес чей-то голос. Я повернулся и увидел худощавого мужчину с лисьим лицом и длинными, заплетенными в косички рыжими усами. На вид ему было около пятидесяти, и его рыжие волосы на висках уже тронула седина. – Ты убил человека без суда! – обвинил он меня.
Я был значительно выше его, но он смотрел на меня с высокомерием.
– Я вздерну еще с десяток твоих людей, если они будут затевать драки на улицах, – отрезал я. – И кто ты такой?
– Олдермен Сигельф, – ответил он, – и называй меня господином.
– А я Утред Беббанбургский, – представился я и был вознагражден проблеском изумления в глазах Сигельфа, – и ты тоже называй меня господином!
Стало очевидно, что Сигельф раздумал биться со мной.
– Эх, и зачем они подрались, – ворчливо произнес он и нахмурился. – Ты ведь встречался с моим сыном, как я понимаю?
– Я встречался с твоим сыном.
– Он вел себя по-дурацки, – резко бросил Сигельф, – он молодой дурак. И получил хороший урок.
– Урок преданности? – поинтересовался я, глядя туда, где Сигебрихт преклонял колено перед королем.
– Оба любили одну и ту же сучку, – проворчал Сигельф, – но Эдуард был принцем, а принцы всегда получают желаемое.
– И короли тоже.
Сигельф понял намек и устремил на меня мрачный взгляд.
– Кент не нуждается в короле, – буркнул он, явно пытаясь опровергнуть слухи о том, что сам хочет занять трон.
– У Кента есть король, – возразил я.
– Так нас убеждают, – с сарказмом заметил он, – но Уэссексу следовало бы больше заботиться о нас. Чертовы норманны, которых пинком под зад выкинули из Франкии, приходят к нашим берегам, и что делает Уэссекс? Сначала чешет задницу, а потом нюхает пальцы, мы же страдаем. – Он увидел, как его сын поклонился еще раз, и сплюнул, только что обозначал этот плевок, почтение или пренебрежение к Уэссексу, определить было трудно. – Вспомни, что было, когда пришли Харальд и Хэстен! – воскликнул он.
– Я разгромил обоих, – напомнил я.
– Но только после того, как они изнасиловали половину Кента и сожгли более пятидесяти деревень. Нам нужно больше защиты. – Его глаза гневно блеснули. – Нам нужна хоть какая-то помощь!
– Хорошо, что вы здесь, – примирительно проговорил я.
– Мы поможем Уэссексу, – отрезал Сигельф, – даже если Уэссекс не помогает нам.
Я предполагал, что прибытие кентийцев подвигнет Эдуарда на какие-то действия, но он продолжал ждать. Совет заседал каждый день и каждый день принимал решение: ждать и смотреть, что будет делать враг. Разведчики наблюдали за данами и ежедневно присылали донесения, в которых говорилось, что даны все еще никуда не движутся. Я призывал короля атаковать их, но я мог бы с тем же успехом предлагать ему слетать на луну. Я просил у него разрешения повести своих людей на разведку, но он постоянно отказывал мне.
– Он думает, что ты нападешь на них, – объяснила Этельфлэд.
– А почему он не атакует?! – раздраженно воскликнул я.
– Потому что ему страшно, и потому что вокруг него слишком много тех, кто дает советы, и потому что он боится совершить ошибку, и потому что ему достаточно одной проигранной битвы, чтобы перестать быть королем.
Мы были на верхнем этаже римского дома, одного из тех великолепных зданий, в которых имелись сквозные лестницы с первого этажа до последнего. В окно и в дыры в крыше лился лунный свет. Было холодно, и мы кутались в одеяла.
– Королю нельзя бояться, – проворчал я.
– Эдуард знает, что люди сравнивают его с отцом. Он все время задается вопросом, что на его месте сделал бы отец.
– Альфред вызвал бы меня, – бросил я, – прочитал бы мне десятиминутное наставление и выдал бы армию.
Этельфлэд замерла в моих объятиях, размышляя и глядя вверх, на дырявую крышу.
– Как ты считаешь, у нас когда-нибудь установится мир? – спросила она.
– Нет.
– А я мечтаю о том дне, когда мы сможем жить в просторном доме, ходить на охоту, слушать песни, гулять у реки и не бояться врагов.
– Ты и я?
– Только ты и я, – подтвердила она и повернулась так, что я перестал видеть ее глаза. – Только ты и я.
На следующее утро Эдуард приказал Этельфлэд возвращаться в Сирренкастр, однако та проигнорировала приказ.
– Я сказала ему, чтобы он дал тебе армию, – сообщила она.
– И что он ответил?
– Что он король и сам поведет армию.
Этельред приказал Меревалю возвращаться в Глевекестр, но Этельфлэд убедила мерсийца остаться.
– Мы нуждаемся в достойных людях, – сказала она ему, и это было правдой.
Только люди были нам нужны не для того, чтобы прозябать в Лундене. В нашем распоряжении имелась целая армия, более четырех с половиной тысяч человек, а мы занимались лишь тем, что охраняли стены да и оглядывали неменяющийся пейзаж.
Мы бездействовали. Даны разоряли Уэссекс, однако попыток взять какой-нибудь бург не предпринимали. Осенние дни стали короче, а мы все сидели в Лундене. Архиепископ Плегмунд вернулся в Контварабург, и я подумал, что в его отсутствие Эдуард осмелеет. Но я забыл о епископе Эркенвальде: тот остался с королем и советовал проявлять осторожность. То же самое советовал и отец Коэнвульф, духовник Эдуарда и его главный советник.
– Я бы не утверждал, что даны совсем уж пассивны, – говорил он Эдуарду, – поэтому я опасаюсь ловушки. Пусть они сделают первый шаг. Не могут же они вечно сидеть на одном месте.
Хотя бы в этом он был прав. Когда осень уступила место зиме с ее холодами, даны наконец-то пришли в движение.
Раньше они проявляли такую же нерешительность, как и мы, а
